– Боюсь, ты неадекватен в своем решении, – услышал я его усталый голос, – мы о тебе были лучшего мнения.
– Ваше мнение меня не интересует, – немного сраздражением ответил я. – Вы сделали предложение. Оно… по тем или иным соображениям для меня неприемлемо… Все, разбежались! Мне в часть, а вам удачи на невидимом фронте.
– Ишь, какой шустрый, – произнес с досадой Адылов, – может, тебя еще с эскортом проводить?
– Не паясничайте. – небрежно бросил ему Мусаев и вновь присел за стол. – Все не так просто, молодой человек, не так просто…
Сердце у меня дрогнуло.
– В чем дело? – я насторожился. – Вы же признались, что я не виноват. По закону…
– Когда война, действует один закон – все во имя победы, – тихо перебил полковник.
– Следовательно, – добавил Расулов, – отсюда у тебя два пути: или с нами, как ты славно выразился – на невидимый фронт, или обратно в подвал, блох кормить. Они уже тебя заждались.
Я не испугался. Просто разозлился.
– Конечно, кормите блохами тех, кто воюет на передовой! Штабные… – посмотрев на полковника, я сдержался. – Сажать и пытать вы умеете. Это не воевать…
– Язык прикуси! – подошел ко мне вплотную Расулов.
– А то что? – я весь напрягся и сжал кулаки. Благо, руки у меня были свободные.
– Прекратить! – крикнул Мусаев, стукнув кулаком по столу. Тотчас двери распахнулись и в проеме показались военнослужащие, которые не решались войти, видимо, ожидая дополнительную команду. За окном мелькнул силуэт какого-то фраера в кепочке, вооруженный короткостволкой.
– Это что у вас, условный знак? – усмехнулся я, вспомнив прежние мысли о побеге. – Не бойтесь, не убегу. Не сейчас…
Сабир Ахмедович кивком послал всех на прежние позиции. Военные неуклюже прикрыли за собой дверь. Расулов недовольно отошел к окну и, скрестив руки на груди, встал рядом с Адыловым.
– А теперь сядь и выслушай меня, – полковник указал на стул.
– Я постою.
– А ну сядь!.. – стальные нотки в его голосе заставили меня повиноваться.
– И внимательно слушай! Потому что будет решаться твоя судьба, на которую мне, в общем-то, наплевать, – он вдруг приподнялся и через стол наклонился в мою сторону. – Когда решается судьба Родины, мне наплевать не только на тебя, но и на десятки других, на себя и даже на своих детей!..
Позже я узнал, что и он потерял своего единственного сына на фронте. Полковник старался говорить спокойно, но это ему с трудом удавалось. Я почувствовал брызги его слюны на лице, но, как заколдованный, продолжал слушать, не смея шевельнуться:
– Каждый день на фронтах погибают молодые солдаты, у которых героизм и отвагу блокируют силы и средства противника, проникшие в самые верховные эшелоны власти, в том числе и в военную верхушку. Ребята получают пулю уже не в грудь, а в спину, в затылок. Вспомни гизира Мамедова, а это не единичный случай!.. Противник не брезгует ничем, взрывает гражданские объекты, автобусы, дома уже в самом Баку…
Он сел на свое место. Кажется, пытался успокоится, унять дрожь в голосе. Не торопясь, вновь прикурил сигарету, выдохнул дым и продолжил:
– Нам удалось перехватить нить очень большой игры в свои руки. Расулов отчасти прав, провидению угодно было тебя прислать нам в качестве острия оружия, хотя столько достойных ребят хотели бы оказаться на твоем месте… Теперь, когда весь сценарий расписан нами по нотам, мне плевать на твои моральные заскоки, слышишь, сынок? И я не могу, и не хочу понимать, что любовь к арм… к женщине может пересилить твой долг родине, за которую, кстати, отдал жизнь твой брат!..
Я почувствовал ком в горле, который все больше увеличивался в объеме. Понял, что, если отвечу, голос будет дрожать.
“Твари!.. Кто вы такие, чтобы меня осуждать…”
Словно прочитав мои мысли, он продолжил:
– Мы знаем, как ты воевал, не буду хвалить – это твой долг. Мы знаем про тебя все: как учился в третьем классе, с кем дрался во дворе, даже какого цвета был твой горшок. Мы изучили весь твой род чуть ли не до седьмого колена и не нашли ни капли армянской примеси. Что ты собираешься делать с этой кровью дальше, это твое дело. Но ты должен выполнить задание, которое мы перед тобой поставим. Хоть землю будешь грызть!.. Или сгною тебя в подвалах! Ты будешь в тюрьме гнить ровно столько, сколько Всевышний мне срок отпустил. Понял? Можешь мне верить.
– Почему такие крайности? – я побагровел и весь кипел в бессильной ярости. – Что, на мне свет клином сошелся? Выберите другого. Сами сказали, желающих много…
– Не получается, – Расулов, уловив молчаливый кивок Мусаева, процедил.
– Только коротко, – вставил полковник, взглянув на часы, – и так много времени потеряли.
– В Москве без тебя не обойтись. Противник глубоко законспирирован. К сожалению, ты у нас единственная лазейка в этот лабиринт. На другие сценарии у нас нет времени…
Расулов взял стул и сел напротив.