Однажды в Карабахе

Последние слова прогремели в ушах артиллерийским залпом и оглушили меня. Изображение старика, как на экране, начало расплываться, рассасываться и менять контуры. Я со страхом наблюдал, как со всех сторон на меня двинулись разные верблюды, лошади, бараны и другая живность, с широко раскрывшимися пастями, из которых изрыгались то огонь, то оглушительный гик и рев. Гурии, сладкие и нежные, вдруг превратились в страшных фурий и, раскачивая удлинившимися грудями, начали отовсюду на меня наступать, пытаясь заключить в смертельные объятия. Кажется, и небо пыталось слиться с землей и раздавить меня в лепешку. Голова дико закружилась, и я почувствовал, что падаю в глубокую бездну…

Потерял сознание. Когда очнулся, услышал причитающего у своих ног Гюлахмеда. Слышал и все ваши разговоры. Но управлять телом и подать голос не мог. Лишь когда понял, что вы собираетесь меня во второй раз умертвить, разозлился не на шутку. Кое-как собрав волю в кулак и втиснув душу обратно в тело, смог пошевелить пальцами. Остальное вы знаете…

Может минут пять никто из нас не шевелился, затаив дыхание под впечатлением рассказанного. Наконец Садык, по ходу закрыв неестественно отвисшую челюсть Гюлахмеда, прочистил горло:

– Бррр!.. Это не рассказ, – пробурчал он, – это какой-то фильм ужасов. У меня до сих пор волосы дыбом стоят!

– Как они стоят, если их нет, – напомнил мулле сей нелицеприятный факт Балабеков.

Садык обиженно промолчал. Я предложил:

– Надо собираться обратно. С такими впечатлениями на задание идти опасно. Мы спутаем армян с чертями. И уже рассветает.

– А что в штабе скажем? – задумчиво спросил Садык.

– А-а… – махнул рукой Балабеков, – что-нибудь придумаем.

– Ага… – противно скривился в лице Магомед. – Придумывать наш командир мастак.

Все уважительно замолчали и посмотрели на Балабекова. В ту незабываемую ночь мы смогли выполнить только один единственный пункт поставленной перед нами задачи. Это устами нашего штабного гласило: “Непременно вернуться назад живыми и здоровыми…”

Что мы и сделали назло врагу.

Все! Я закончил…

Арзуман нагнулся под стол за очередной бутылкой. Друзья-ветераны дружно протянули стаканы, ибо они не только опустели, даже высохли. Радостно примкнул к нам Режиссер, которого за штаны тянул и пытался удержать Оператор. Тут нас удивил еще и Прилизанный, который вдруг встал и гордо приплыл к нашей братии со своей емкостью. Выпив залпом порядочно налитую порцию горючего, он не отказался и от предложенного ему кусочка соленого. За ним растерянно семенил Зопаев, прихватив с собой еще и Гюлин стакан. В общем…

– А вы, – прожевывая закуску, ехидно обратился ко мне Прилизанный, – выходит, еще на войне применяли свой талант выдумщика-писаки?

Я находился в прострации от выпитого алкоголя и от нахлынувших воспоминаний. Потому благодушно ответил:

– В точку попали. Только я не всегда придумываю. Иногда пишу и о повседневном: о наших чиновниках, которые вполне удачно могли бы выступать в цирке, настолько они виртуозно жонглируют бюджетными средствами, об их талантах по возведению роскошных вилл, при весьма умеренных зарплатах, о взятках, кумовстве…

– Лучше уж продолжайте фантазировать, голубчик, вот вам мой совет, – невозмутимо ответил Прилизанный, – у вас это прекрасно получается. И знаете, – добавил он, неторопливо вытирая стекла очков, – вполне безобидный жанр для таких талантливых и прозорливых журналистов вроде вас…

Я надеюсь, у вас хватит мозговых клеток не опубликовывать то, что вытворяли ваши товарищи. Знаете, – продолжил он после небольшой паузы, – это весьма любопытное обозрение для тех вышеуказанных чиновников, чьи виллы и автомобили вы так дотошно считаете…

Как легко все-таки можно испортить настроение человеку. Тут Ветеран в тельняшке, вскочив, храбро ринулся в бой:

– Слушай, ты что нам все угрожаешь? Мы что, твоих вшивых ментов боимся, или твоих гребаных прокуроров? Мы все тут войну прошли, понимаешь? Смерти в глаза смотрели. И тюрьму видели, и в психушке сидели в благодарность… – тут он стукнул себя в грудь. – Ты думаешь, все это мы для тебя рассказываем? Нахрен ты нам сдался со своей передачей! Нам приятно воспоминание. Это были трудные, но лучшие года нашей жизни…

Прилизанный невозмутимо выслушал всю эту тираду, зевнул и вновь развалился в своем кресле:

– Однако вернемся к нашим баранам. Вот вы, например, – обратился он вежливо к Ветерану в тельняшке, стоящему все еще в позе бойцовского петуха, – может, тоже расскажете о своих подвигах?.. Но чтоб никакого криминала! – вдруг закричал он в бешенстве, стукнув кулаком по столу. Мы все содрогнулись.

– Мне надоел, черт возьми, криминал в рассказах! Чтоб прилично было! Как в сказке!

Ветеран в тельняшке немного растерялся. Почесывая голову, он пытался что-то вспомнить, но ничего не получалось. Разозлившись, тоже зарычал:

– Где я те найду сказку на войне, мать твою! Иди тогда в детский садик!..

– Вся война – это сплошное преступление, – хмуро констатировал Ганмуратбек.

– Дяденьки хорошие, как хорошо, что я не мужчина, – воскликнула Аталай.