Однажды темной зимней ночью…

– Озеро, я проснулся в этом проклятом… Здравствуйте, – добавил Таниэль деревянным голосом, увидев, что из кухни выходит смотрительница домика с фонарем в руке.

– Она зашла проверить, все ли у нас в порядке, – пояснил Мори. – Как нельзя вовремя.

– Как, прямо посреди ночи? – произнес Таниэль почти беззвучно, слыша, как его собственный голос обращается в пар.

– Так самое же времечко, когда снохождение может вас чуток обуять, – вкрадчиво произнесла она. – Мне бы вчера зайти, да из головы вон… Вам надо согреться.

* * *

Таниэль присоединился к остальным, как только вымылся и сменил одежду. Его все еще трясло от холода, но узнать, что еще расскажет женщина, он хотел больше, чем согреться. Правда, Мори заранее развесил возле духовки одеяло и передал его Таниэлю, когда тот уселся на свободный стул у стола.

– Так оно завсегда бывает, – спокойно сказала смотрительница, будто совсем не беспокоилась из-за происшествия. В руках она сжимала чашку чая. Другую, только что налитую, Мори вручил Таниэлю. – Это местечко на многих действует странно. Надо было мне оставить вам записочку, да не хотелось вас пугать. В общем, и беспокоиться-то не о чем. Что-то такое в здешней воде, знаете ли.

Таниэль опустил взгляд в свою чашку.

– Это не просто сомнамбулизм, – сказал он, – мы… м-м-м… – и посмотрел на Мори, не будучи уверен, как продолжить.

– Мы, кажется, многое позабываем здесь, – пришел тот ему на помощь.

– Ну да. Разве не за этим вы сюда явились? – спросила она. – Сюда как раз и приезжают забывать. – Ее водянисто-голубые глаза скользнули по Таниэлю. – А вы, однако, нет, верно? Коли не желали оставить здешним местам горстку воспоминаний, так лучше бы и не приезжали, – голос ее зазвучал сурово.

Таниэль не нашелся что возразить.

– Зато от этого все воспоминания! Вот радость так радость! – Она улыбнулась Мори. – Будущего-то куда как больше будет, чем прошлого. Чудеса, как все это в одну голову вмещается. С одним из вас мы не виделись… почитай уж лет тысячу как. – Она все еще улыбалась, и улыбка ее была такой же изголодавшейся, как та, с какой уставилась на них пронырливая, как угорь, женщина, поившая их озерной водой на пристани. Впрочем, нет, улыбалась она не всем, а одному Мори. – С тех еще пор, как святость снизошла.

Таниэль готов был вскочить, но замер, увидев, что Мори даже не думает вставать. Он по-прежнему сидел смирно и спокойно смотрел на женщину, словно она вещала что-то разумное.

– Мы думаем, – теперь смотрительница обращалась к Таниэлю, – вам надобно снова заснуть и оставить попытки увезти его отсюда. – Она наклонила к нему голову. – Да, мы так и думаем: вам надобно снова заснуть и потонуть в озере.

Таниэль набрал в грудь воздуха, чтобы сказать, что смотрительница спятила, но, кто бы она ни была и чем бы ни было все происходящее, ее слова имели вес. Он тут же почувствовал сонливость. Он жутко устал, и после ее слов лечь спать показалось ему прекрасной идеей.

С лестницы донеслись топот и грохот, это Шесть спускалась по ступенькам.

Смотрительница улыбнулась ей.

– Мы думаем, что ты, малышка, тоже должна остаться с нами. Ты все очень хорошо помнишь, правда? Все громкое и вострое. Об эти воспоминания можно пораниться.

Голос звучал как-то неправильно и постепенно, точно яичный желток, сползал вдоль его позвоночника; Таниэль понял, что такой эффект достигался тем, что женщина говорила синхронно с Мори. Они вдвоем глядели на Шесть.

Шесть уставилась на всех них. Таниэль застыл, словно парализованный, но где-то в глубинах души трепетала мысль, что он должен вскочить и бежать отсюда куда глаза глядят, прихватив Мори и Шесть, бежать прямо сейчас, но сил воплотить мысли в действие у него не было. Неимоверная тяжесть придавила его разум. Он чувствовал, что прямо здесь, в кухне, готов погрузиться в глубокий сон, и тогда, боже упаси, эта тварь утащит его в озеро.

– Ну нет, не дождетесь. Надевай пальто, – велела Шесть Таниэлю. – И хватай Мори.

– Нет, – в один голос возразили смотрительница и Мори. – Ты должна остаться с нами.

– Дудки, – мрачно заявила Шесть. – Они мои и вам не достанутся, так что катитесь отсюда куда подальше.

Таниэль почувствовал, что нечто, опутавшее его разум, дрогнуло. Этого оказалось достаточно, чтобы стряхнуть его и прижать ладонь к горячему чайнику. Дикая боль мигом прогнала сонную одурь, и он застонал от ожога. Смотрительница взвизгнула и тоже сжала ладонь, будто обожглась.

Тем временем Мори приходил в себя. Таниэль своими глазами видел, как друг снова становился собой.

Шесть сунула в руки Таниэлю пальто и уже толкала Мори ко входной двери. А смотрительница сидела и глядела на них, мурлыча себе под нос.

* * *