Одна вторая

Сложно сказать, насколько она допускала существование такого взгляда на вещи, но жила она, как ей казалось, охладев уже к прошлому настолько, чтобы думать о нем достаточно сухо, и для того только, чтобы понять взаимосвязь тех событий и ее ощущения самой себя в этом мире, где каждый шаг давался ей с огромным трудом. Для себя она решила, что, как только появится возможность, займется психологией, разберется в себе и будет помогать другим. Бесконечно сложная и даже в какой-то мере наивная задача – разобраться в себе и изменить собственные реакции, выработанные в детстве.

Жила она в съемной комнате, зарабатывала гроши чем придется, понемногу откладывала, мечтая об институте. Иногда приходил он – тот, кого она впустила в свою жизнь едва ли потому, что была влюблена, но скорее по какому-то внутреннему ощущению того, что так надо, и они занимались любовью. И снова ирония: любовь – чувство, воспеваемое во всех книгах с таким трепетом и не имевшее к ней до сих пор никакого отношения, – ощущала она теперь только физически, в очередной раз задаваясь вопросом, действительно ли должно быть так. Он помогал, в основном деньгами, покупал ей какие-то вещи. Иногда они ходили в кино и посещали недорогие рестораны…

В тот день она была дома одна. Раздался звук дверного звонка, и, открыв дверь, она оторопела – хотя тысячу раз говорила себе о том, что не желает ее ни знать, ни иметь с ней ничего общего. Понимая где-то глубоко внутри, что, поступая так, она рискует потерять даже то немногое, что у нее теперь есть, все-таки пригласила ее войти…

Петрович

Петрович работал на буровой и жил там (как, разумеется, и все) в балке. Балок – это такой дом в виде вагона на колесах или полозьях. Из балков составляют вахтовые поселки буровиков и строителей на Севере, да и не только там. Состоит такой дом обычно из двух комнат, каждая из которых похожа на купе обыкновенного железнодорожного вагона, и тамбура между ними – небольшого коридорчика с раковиной и столом. Впрочем, здесь могут быть вариации: и количество комнат бывает разное, и их назначение, и число мест. Дом Петровича имел одну жилую комнату на два спальных места, а вместо второй комнаты была устроена душевая, и потому для большинства, а в особенности для тех, кто жил ввосьмером в одном вагоне (по четыре человека в комнате) безо всякого душа, разумеется, жилище Петровича представлялось сущим раем.

Но главное, пожалуй, состояло в том, что на второй кровати в единственной комнате Петровичева балка размещалась его жена Валя. Надо ли говорить, каким счастьем это считалось на Севере, в этакой глуши, где-то в районе В., куда сам черт не доедет, – иметь при себе бабу. Тайга скупа на чувства, в особенности зимой, а потому источники этих самых чувств там всегда в цене: женщины и выпивка. В то время с выпивкой было проще, чем стало потом, когда начали серьезно за этим присматривать, так что и бутылку не провезешь, а если и провезешь – не выпьешь. Тогда же пили. Вот и получалось, что Петрович жил как король: в собственном, можно сказать, доме, с собственной женой, с душем даже, с возможностью поесть и, главное, выпить, когда захочется. Никаких тебе чужих рож, до которых рукой подать, сбоку и сверху, ничьих смрадных носков, никаких разговоров, когда хочется отдыхать, никакого приходящего со смены ночью Коляна, матерящегося и залезающего на свою полку, будя всех, никаких попоек, когда этого не хочется – и вообще почти ничего из всего того неприятного, что непременно есть, когда живешь в балке с товарищами по работе.

Петровичу в его маленьком сибирском раю не хватало только туалета, и потому каждый раз ночью он терпел до последнего, прежде чем, кряхтя, начать напяливать комбинезон, чтобы по сорокаградусному морозу дойти до заросшего сталактитами деревянного сортира и там, над прорубленной дырой, так же кряхтя, начать снимать комбинезон, чтобы выставить на жгучий мороз нежные части тела.

В тот день Петрович с утра уехал в поселок и должен был вернуться не раньше середины следующего дня. Так он и сказал Вале:

– Приеду завтра к обеду.

Но было это, скорее, не предупреждением, а одной из тех банальных фраз, которые с годами принято говорить друг другу. Все и так было ясно, потому что поездка эта, разумеется, была не первой, да и вернуться быстрее просто невозможно: до поселка часов семь езды, и потому ночевать он всегда оставался там.

В дорогу Петрович взял с собой две бутылки водки и закуску, сел в уже ждавшую его «буханку» с водителем, и под звуки «А сечку жрите, мусора, сами…» укатил в сторону В.

Природа, как известно, не терпит пустоты. Интересно смотреть, как в только что выкопанную траншею даже в сильный мороз начинает сочиться вода, а если летом… Не вздумайте строить летом в тех местах, если, конечно, не собираетесь отправиться в большое плавание по вновь вырытым котлованам.