На этот раз, как ни глупо это звучит, я решила сдаться добровольно. То есть не то чтобы сдаться, а так, притвориться, что сдалась, и таким хитроумным способом проникнуть внутрь этой таинственной организации, преследующей нас с упорством безумца, и вызнать ее секреты. Вскрикнув в последний раз, я перестала защищаться, чтобы невзначай не убить своего «Троянского коня», на котором собиралась попасть в стан врага, закатила глаза и свалилась прямо на тело ушастого парня, чтобы не очень больно было падать. Бандит остановился надо мной, шумно дыша, и с ненавистью прохрипел:
— Подохни, сучка…
«Щас!» — чуть не сказала я в ответ, но благоразумно промолчала.
Глаза я открыть не могла, чтобы не рисковать, поэтому полностью положилась на свой изумительный слух, который вполне заменял мне зрение. Негодяй еще потоптался рядом, затем послышался электронный писк — он включил сотовый.
— Алло, это Бегемот, — просипел он со злостью. — Короче, не знаю, сколько тебе там пообещали, но в любом случае этого будет мало… Ты послушай только. Во-первых, они ни хрена не подохли от газа… Не знаю, мы с Ушастым в машине сидели, а остальные пошли внутрь, чтобы трупы забрать, как ты и велел. Понятия не имею, что уж тут произошло, только когда мы с Ушастым зашли потом, все трое, Сашок, Колян и Васек, были уже не с нами… В каком, в каком — в прямом смысле! Пришили их всех, на хер! — Его голос сорвался на отчаянный фальцет. — Не знаю, кто!!! Ты нам что говорил: баба и очкарик! А здесь?! — Он замолчал, тяжело отдуваясь, потом заговорил спокойнее. — Короче, очкарик исчез, только одна телка осталась, я ее отключил, бляха-муха, под ногами вот валяется… Ушастый где? Ты не поверишь, Вялый, но эта сука его отрубила прямо на моих глазах. Одним пальцем, сечешь? А вот так! Сам не поверил, когда увидел… Я следом шел — мы тут все комнаты проверяли — она меня не видела… Ну, я ж не Ушастый, слава Богу, силушку-то не пропил еще… Да, завалил ее враз. Ерунда… Не, не насмерть. А надо бы… Но часик она точно в отрубе пролежит — я свой удар знаю. Как выглядит? — Я почувствовала, что он смотрит на меня, и постаралась выглядеть как можно привлекательнее, не пошевелив при этом ни единой клеточкой. Наверное, у меня все же что-то получилось, потому что Бегемот сказал: — Сука она, короче. Но хороша, стерва! — и смачно сплюнул. — Да не ори ты, сам знаю! В общем, волосы белобрысые, лицо — дух захватывает, ноги — тебе такие и не снились, а грудь — закачаешься. Я ей блузку порвал, а она без лифчика. Достаточно? Как это не та? Та была брюнетка? А эта тогда кто? Вот ептуть… Думаешь, нужно? А с нашими что делать? Лады, сейчас Ушастый оклемается, и все сделаем.
Он отключил телефон и, пробормотав: «Оно мне надо, жмуриков таскать?», стал грубо стаскивать меня с Ушастого, который уже начал тихонько мычать и шевелиться подо мной. Затем Бегемот поставил его на ноги, прислонил к стене и начал хлестать по щекам.
— Просыпайся, хрен Ушастый!
— Му-у, — протяжно ответил тот.
— Болван! — хрясь по морде. — Тупорылый щенок! — хрясь! — Пойдем трупы таскать, слышь?! — хрясь! — Да приходи ж ты в себя, сосунок! Вялый сказал, что долю тебе урежет…
— Что?! — встрепенулся тот сразу. — С какого это?
— Ну ты и сука, — процедил Бегемот. — Давай тащи эту стерву вниз, да надо еще своих загрузить, чтобы следов не оставлять.
— А она живая? — просипел Ушастый, постанывая.
— Дышит вроде.
Он склонился надо мной и процедил:
— Ты все равно подохнешь, стерва, и я буду смеяться на твоих похоронах.
Смотри, как бы не лопнул от смеха, а не лопнешь сам — я тебе помогу, думала я, когда Ушастый, кряхтя и ругаясь, тащил меня на руках вниз по лестнице. Не стану скрывать, мне было приятно. Вообще-то я не могла жаловаться на отсутствие мужского внимания. За всю мою сознательную жизнь мужчины довольно часто носили меня на руках. Правда, перед этим всякий раз или ударяли меня чем-нибудь тяжелым по голове, или усыпляли хлороформом, или травили каким-нибудь ядом. Но потом, надо отдать им должное, все-таки брали меня на руки и куда-нибудь несли. Куда — это уже не столь важно. Самым запоминающимся, пожалуй, был случай, когда меня несли, чтобы уложить в гроб и закопать живьем в землю. Нет, вру, еще мне понравилось, когда меня несли, избитую до полусмерти, завернутую в брезент, обмотанную проволокой, с привязанным к ногам железом, чтобы утопить в сливной яме на какой-то свалке. Самое удивительное, что это все им благополучно удавалось. И каждый раз они не уставали восхищаться при этом моей красотой, что меня вообще всегда приводило в полный восторг. Нет, все-таки нужно признать, есть и в моей работе приятные моменты…