Одна ночь

Впереди, за снежной пеленой, показались темные фигуры. Трое шли рядом - не иначе Хельмут, боцман и Альберт, предположил Маркус. Милиционер, тот не отстает от дровней, вообще он какой-то неясный - то человек самый настоящий, и тут же затрещит, как вспыхнувший можжевельник. Трудно понять его.

Маркус не ошибся, это были действительно боцман Адам, Хельмут и Альберт.

Они шли молча, боцман вообще был немногословен, но именно ему приходилось вести все самые важные разговоры. Так как он единственный, кто свободно владел русским, то ему и доводилось больше всех заниматься делами: искать ночлег, заботиться о еде, расспрашивать о дальнейшей дороге. И Яннус пытался говорить, но обычно заходил в тупик. Адам спрашивал то, что ему велели спрашивать, но дела вел на свой лад. Человек он был практичный, в этом смысле на него походил Хельмут, только он мог и пустое молоть. Боцман же лишних слов не употреблял. Без Адама они были бы как без рук, все это понимали, и авторитет боцмана рос буквально с каждым днем. Даже в глазах милиционера Сярга - человека упрямого и строптивого, который ничьего авторитета признавать не желал.

- Ну и сыплет, может все дороги завалить, - заметил Альберт Койт. Однокашники нарекли его Койдулой* - за любовь к поэзии и за попытки самому сочинять стихи. Из них всех он был, пожалуй, самым оторванным от реальности человеком, хотя, будучи сыном рано овдовевшей школьной уборщицы, вроде бы должен был с детских лет шагать с жизнью рука об руку.

* Койдула Лидия (Лидия Эмилис Флорентине Янзен, 1843-1886) выдающаяся поэтесса и драматург, классик эстонской литературы.

Однако Альберт настолько ушел в книги, что они словно отделили его от реальной действительности, - и чем старше он становился, тем больше ширился этот разрыв. Посылать его на фабрики с выступлениями было невозможно, хотя он и слыл самым образованным среди своих коллег. С трибуны Койт говорил витиевато, употребляя длинные замысловатые обороты; его не понимали, и он не находил общего языка с людьми. Зато всевозможные отчеты, итоги, планы и проекты решений составлял лучше других-. Поэтому в любом центральном ведомстве он был бы незаменим, ибо проекты отчетов и решений там альфа и омега, и еще потому, что Койт был поистине одержимый. Он помнил наизусть целые страницы из произведений Маркса и мог безошибочно цитировать по памяти "Краткий курс" '

- Если не завьюжит, тогда не беда, - сказал боцман Адам.

И опять зашагали молча.

Альберт Койт с удовольствием поговорил бы о чем-нибудь, но он знал боцмана: с тем особо не разговоришься. Хельмут тоже предпочитал сегодня молчать, по крайней мере так показалось Койту, и он решил не докучать своим спутникам. Подумал об Эдит, о ней и о Маркусе; почему-то он был даже доволен, что Эдит оставили в Ленинграде. Ее, конечно, пошлют в Эстонию, а этого бы Койту не хотелось. И все же он представил себе, что Эдит действует на родине, но не одна, а вместе с ним, Альбертом Койтом. И они вдвоем шагают по такому же сосновому лесу, и так же идет снег, и они радуются ему, потому что снег засыпает их следы. Койт улыбнулся этим наивным мыслям, приходившим порой ему в голову. Когда они стали особенно навязчивыми, он заставил себя вспомнить русские слова, которые сегодня заучил; ежедневно он заучивал по тридцать слов. Авиаразведка, антракт, безбоязненный, бить, взвинтить, дальнобойный, заводить, застлать, корж, кровоточить, крысоловка, лить, лифчик, лихва, лобковая кость, молодцеватый, повинность, покладистый, совестливость, совладелец, совокупность, соизмеримый, сократимый, сомкнутый, спайка, спаривать, спаянность, ссылка, щуплый, ярость - все тридцать слов и их значения были в памяти. Слова он выписывал в алфавитном порядке из маленького карманного словаря.

- Да положи ты свой мешок на дровни, чего напрасно утруждаешь себя, обратился к Хельмуту Койт. - Кобыла брыкаться не станет,

- Мерин, - заметил Хельмут.

- Что мерин? - не понял Альберт.

- В оглоблях не кобыла, а мерин. Тщедушный Койт залился краской, в темноте и при

снегопаде этого никто не увидел.

- Лошадь, она и есть лошадь. И твой рюкзак свободно уместился бы на дровнях.

- Лошадь не есть лошадь, - возразил Хельмут. - Мерин по своей природе вовсе не лошадь, мерин - создание рук человеческих. А что касается котомки, то мне с ней теплее. Во-первых, быстрей согреваешься, а во-вторых, не продувает. Тем более что я старый мукомол и с кулем свыкся - вроде бы даже приятнее, когда что-то есть на горбу.