Под ногами ходит ходуном рельсовое полотно. Суморфка затравленно оглядывается, обнажает острые зубы, резкий рывок рукой - грохот выстрела. Обострившимися чувствами предугадываю траекторию полета пули, уклоняюсь и стреляю сам. Все вокруг грохочет, лампы на стенах болезненно мигают, нервы, искрясь, сгорают от невыносимого напряжения. Я вижу в своем странном состоянии, как в трех шагах от суморфа комочки свинца опадают на серые шпалы. В жутком шипении разевается пасть нелюди, спину сводит резкой болью, настолько привычной, насколько можно привыкнуть к подобной гадости. Я кидаюсь вперед, в прыжке выхватывая из кармана куртки ампулу с нейролептиком. Тварь отпрыгивает, и в этот миг ей в морду бьет ослепительный свет, такой яркий, словно тут, под землей, взошло солнце. Хватаю суморфа в захват, придерживая бережно, как ту самую древнюю вазу, игла вонзается через куртку под лопатку нелюди. Теперь вместе с враз обмякшим телом прижаться к стене, втиснуться мордой в щель с проложенными кабелями и молиться, чтоб нас не зацепило. Уши заложило, волна воздуха прижала к стене еще крепче, распластала, как цыпленка табака. И все замерло.
Онемевший, я тупо стою в круге яркого света, придерживая подмышки самое отвратное существо всего перекрестка миров. Ничего не слышу, понимаю только одно - пронесло.
- Дан, ну и напугал ты меня, поганец!
Из полубессознательного состояния выбираюсь медленно, неохотно. Веньяр помогает уложить суморфку и прижимает меня к стене, чтоб не свалился. Жано все понимает, не трогает меня, ни о чем не спрашивает, сам вызывает службу поддержки, докладывает Рагварну, что-то доказывает начальнику станции и охране.
Когда при помощи все того же Веньяра я поднимаюсь на платформу, станция безлюдна, как нарландская пустыня. Невдалеке возятся наши ребята возле носилок с суморфкой. Их короткие взгляды наполнены ликованием - впервые мне удалось взять суморфа живым. В лаборатории будет праздник. Рядом стоит хмурый начальник станции, теперь у него топорщится не только борода, но и вся шевелюра под форменной фуражкой, и не от злости, а в ужасе от мыслей, что могло случиться с его драгоценной станцией.
- Пойдем отсюда, сами справятся, - вдруг устало предлагает Жан, - эй, начальник, почему на твоей станции эскалаторы не работают? Я буду жаловаться!
Выходим на улицу, там темно, плотная душная морось, в свете фонарей блестит асфальт. Как калека, падаю на ближайшую скамейку, колени до сих пор дрожат, поджилки трясутся, и зубы стучат. Мы каждый раз проходим по краю, близко-близко к смерти, но сегодня я заглянул ей в лицо - в жуткую красноглазую рожу.
Добросердечный Веньяр протягивает сигарету, щелкает зажигалкой и отходит вызвать такси. Я поеживаюсь в промокшей куртке, холодная нынче весна, затягиваюсь и кашляю, горло все еще стянуто спазмом. Ненавижу эту работу!
Такси выныривает из мглы переулка, призывно сигналят фары, в их ярких лучах красиво мерцают мелкие капельки дождя. Жан подхватывает меня за локоть, ведет осторожно, как тяжело больного или пьяного, помогает сесть в машину. Таксист понимающе усмехается, отпускает какую-то скабрезную шутку, но Веньяр, вопреки обычному, не смеется, а обрывает мужика на полуслове.
Дома нас встречают Танюшка и Рэндел. Вики и детей не видно.
- Я так и знала! - упирает руки в бока Танюшка, на щеках мокрые дорожки не подсохли, личико сердитое. - Так и знала, что ты все испортишь!
Я опираюсь на косяк и Жана, спорить с Таней сейчас нет сил.
- Веньяр, что это значит, где вы были? - вступает Рэндел.
- Ты пил? - никак не угомонится Таня.
Отталкиваюсь от косяка и нетвердым шагом направляюсь к лестнице. Мне нужны только две вещи: душ и кровать. За спиной Жан коротко сквозь зубы цедит:
- Дан поймал суморфа. Живого. Рэндел, тебя ждут в лаборатории.
Глава 4
Наутро дождь закончился, бледные лучи солнца отражаются от мокрого подоконника и пронизывают спальню, серебрятся пылинки, в окно тянет сквозняком. Встаю бодрый и свежий, полный сил и готовый свернуть горы. Снизу доносится запах кофе и омлета - Веньяр хозяйничает, что-то мурлыча себе под нос.
В доме тихо, никто не кричит и не ссорится, а значит, Вики уже уехала и увезла детей к своей тетке, сестре матери.
- Доброе утро, - кричит Танюшка из кухни, где за компанию с капитаном строгает салатик. На ней яркий фартучек поверх сарафана, кудри стянуты в тугую толстую косу. Вид у Тани удрученный, пристыженный, как у нашкодившего щенка; потупившись, она уставилась в миску с салатом.
- Ну, прости меня! Я зря накричала на тебя вчера, но я же не знала…
- Как тебе не стыдно! - сурово отзываюсь я, строго морща лоб и выдвигая подбородок. - Как у тебя только повернулся язык?! Уставшего в бою, ослабевшего от ран солдата обозвать…
- Гадкими нехорошими словами, - вносит свою лепту Веньяр.
- Мне стыдно! - ноет девочка, кривясь от сдерживаемых слез. - Я не подумав ляпнула. Мне оооочень стыдно! Ну простииии меня!
Жан хихикает в кулак, я не выдерживаю и захожусь хохотом. От смеха слезы наворачиваются на глаза.