Одна минута и вся жизнь

— Сима, ты мне просто скажи, когда я смогу уйти. У меня много дел.

— Я понимаю. — Сима хмурится. — Но пойми и ты меня. Такое ранение, как у тебя, еще долго будет давать о себе знать. Ведь и месяца не прошло, а ты уже навострила лыжи. Твои ткани едва-едва восстановились, и органы только-только начали нормально функционировать, нужен, по крайней мере, еще месяц, чтобы можно было сделать какой-то прогноз. А пока тебе нужны покой, хорошее питание и сон, побольше.

— Сима, у меня нет на это времени, понимаешь?

— Нет. И не желаю понимать.

— Через неделю я уйду.

— Ты сумасшедшая.

Они молчат, думая каждая о своем. Дана думает о Леке, о своем доме и о том, что Виталька, наверное, с ног сбился, разыскивая ее. Серафима смотрит в темное окно и думает о том, что на свете множество странных людей, и Дана — одна из них. Она видит, что ее гостью что-то угнетает, она беспокоится и тоскует, и Симе становится жаль, что она так и не узнает ничего об этой странной женщине с холодным неподвижным взглядом.

— Полторы недели. — Сима поднимается со стула. — Слышишь, что я сказала? Минимум полторы недели. Это мое последнее слово.

— Хорошо.

— Дана, я серьезно. Ну, скажи мне, что тебя тревожит?

— Тебе лучше не знать. Этого никому не стоит знать, и мне самой бы тоже.

— Ладно.

Дана достает новый телефон, принесенный сегодня Родионом. Тот, другой, сгинул в недрах морга вместе с ее сумочкой и одеждой.

— Это я. Привет.

На другом конце провода молчание, потом сдавленный голос:

— Это правда, ты? Откуда?

— С того света, сам знаешь.

— Дана…

— Успокойся, Костик. Все в порядке. Здесь тоже есть телефонная связь. Ты скажи, кто тогда взял меня заложницей? Ведь ты знаешь, не правда ли?

— Нет, не знаю. Мы с шефом выдвигали гипотезы, но так и не пришли к общему знаменателю. А точнее — вариантов масса, но чтоб вот так, сразу — в яблочко, нет, не знаю. Дана, где ты?

— На том свете, Костик. Думаю, это чистилище.

— Ты не доверяешь мне?

— „Ты мне не доверяешь“, — сказала лисица курице и откусила ей голову». Люблю скандинавские пословицы.

Дана отключается и прячет телефон. Она устала, но надо позвонить еще. Она со вздохом набирает домашний телефон родителей.

Константин Подольский никогда не думал, что способен плакать. Но в тот день, когда ему показали протокол вскрытия и фотографии с места происшествия, когда он увидел бледное, забрызганное кровью мертвое лицо Даны, он понял, как мало знает себя. Понадобилась вся его выдержка, чтобы не закричать, не потерять сознание, а с невозмутимым видом отложить снимки в сторону и продолжить разговор.

Благо, через час он оказался дома. Уткнувшись в подушку, он тяжело всхлипывал. Он вспоминал глаза, руки, нежную кожу и неподвижный взгляд хищной кошки. Он вспоминал — запах волос, царственную осанку, тонкие сильные пальцы. Ему больше ничего не оставалось — только вспоминать. Жизнь превратилась в серый кошмар, и Константин медленно сгорал.

В этот вечер Подольский решил, что с него хватит. Он пытался разузнать хоть что-то о смерти Даны, но тела в морге не оказалось, его успели кремировать — якобы по ошибке. И сколько он ни бился, везде была серая стена. Никто ничего не знал. И Костя приготовил пистолет.

Он раньше считал, что самоубийцы — слабаки. А вот теперь думал о том, что такое отчаяние, такую бездну тоски не выдержит никто. По крайней мере, он больше не может. Но телефон зазвонил, и Костя ответил. И услышал:

— Это я. Привет.

Этот голос он не спутал бы ни с каким другим. Голос из небытия. Звонила Дана, и Костя подумал, что либо он уже умер, либо сошел с ума. На минуту он даже поверил, что она и правда звонит с того света, ведь иначе и быть не могло, он сам видел… Что видел? Фотографии, протокол вскрытия, а тело? Нет, тела он не видел.

Костя лавиной ринулся вниз по ступенькам, заскочил в машину. Он должен понять. В его голове роятся мысли, но ни одного ответа на вопросы нет. Почему убили Вику? Почему Вика упорно не желала говорить с ним о Дане? Как могло случиться, что смерть зафиксирована, есть протокол вскрытия, а тело исчезло? И Дана жива! Или кто-то решил устроить мистификацию? Но почему именно с ним? Ни к каким делам шефа он не причастен. Он начальник охраны — и все.

Патологоанатомов двое. Они похожи друг на друга, как братья-близнецы, оба лысоватые, невысокие и худые. Только один в очках, другой — без.

— Конечно, я помню тот день.

— Мы все помним, правда, Михалыч? Это же у нас в больнице произошло ЧП!

— Вы проводили вскрытие? — Костя видит, что эта тема неприятна собеседникам.

— Мы, само собой. — Тот, кого назвали Михалычем, закашлялся. — У одной проникающее огнестрельное в грудную клетку, несовместимое с жизнью, умерла, скорее всего, в течение минуты-двух. В крови остатки наркотического препарата. Отчет токсикологов видели?

— А вторая?

— Ну, что — вторая? Причина смерти очевидна. Проникающее в грудь, навылет. Мгновенная смерть, задето сердце, спинной мозг, разрывы плевры и легких, само собой…

— Кто конкретно производил вскрытие?

— Да мы оба. И протокол в тот же день сдали. А что случилось-то?