Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

— Дитя, — возразил Собиратель туч, — ты поспешна в своих суждениях. Как мог я позабыть великолепного Одиссея! Он не только умнее всех смертных, но и щедрее всех одаряет Бессмертных жителей просторных небес. Но Посейдон, Потрясатель Земли, неукротим в своей злобе из-за того, что Одиссей ослепил богоравного циклопа Полифема. Полифем — вождь племени циклопов, и родной сын Посейдона и нимфы Тосы, дочери Хранителя соленого моря Форки. Она зачала его с богом в выдолбленном морем гроте. Поэтому Посейдон, хоть и не смеет убить Одиссея, неизменно срывает все его попытки вернуться на родину. Но давайте придумаем план, как возвратить домой Одиссея. Посейдону придется проглотить эту пилюлю — он не сможет один противостоять всем Бессмертным.

Ясноокая богиня Афина отвечала ему:

— Отец и повелитель Кронид, если мы хотим, чтобы благоразумный Одиссей возвратился домой, пошлем нашего вестника Гермеса — Аргусобойцу прямиком на остров Огигия, где живет прекраснокудрая нимфа. Пусть он передаст ей наше решение: ее многострадальный гость^[6] может немедленно пуститься в обратное плаванье. А я полечу на Итаку, воодушевлю его сына Телемаха, пусть соберется с духом, созовет длинноволосых ахейцев на совет и уймет кавалеров своей матери Пенелопы, а то они перебьют и съедят всех жирных овец и винторогих быков Одиссея. А потом я пошлю его в Спарту и в песчаный Пилос, искать любимого отца. Не отыщет следов отца — хоть сыщет себе славу у мужей.

Афина обула нетускнеющие золотые сандалии, подобно ветру несущие свою хозяйку над морем или бескрайней землей, и взяла тяжелое копье с острым бронзовым наконечником. Когда богиня гневается, это огромное копье становится страшным оружием: Дочь великого Отца, она разбивает ударами копья строй отважных воинов. Она молнией слетела с вершин Олимпа и приземлилась на Итаке перед дворцом Одиссея, у порога внешних ворот. С копьем в руке она выглядела, как путник, ищущий приюта: Богиня приняла облик тафийского вождя Ментеса.

В проеме ворот она увидала наглых кавалеров^[7]. Они сидели на шкурах зарезанных и съеденных ими быков и играли в шашки, а вокруг суетились шустрые пажи и оруженосцы. Одни разбавляли вино водой в широких кратерах, другие вытирали столы мягкими губками, а иные щедрой рукой делили мясо. Никто не обратил внимания на богиню, кроме богоравного юного Телемаха. Он сидел, тоскуя, среди кавалеров, и фантазировал. Ему виделось, как вдруг, откуда ни возьмись, появляется его благородный отец, гонит в шею удалых кавалеров, возвращает себе королевское звание и вновь правит Итакой. Погруженный в мечтанья, он внезапно заметил Афину, и вышел к ней, уязвленный тем, что гость стоит у ворот, и никто его не принимает. Он пожал руку гостю, принял его тяжелое копье и сердечно приветствовал:

— Добро пожаловать, дорогой гость! Пообедай с нами, а потом расскажешь, что привело тебя сюда.

Он провел гостя в просторный зал дворца и прислонил его копье к полированной деревянной стойке у опорной колонны, где стояли копья отважного Одиссея, Он постелил гладкие узорчатые ткани на резное кресло, усадил богиню и подставил ей под ноги низкий табурет. Себе он подвинул расписное мягкое кресло, отгородившись от взора кавалеров. Он опасался, что гостя возмутит буйная компания, и шум и гам помешает обеду. Кроме того, он хотел наедине порасспросить гостя о своем сгинувшем отце.

Горничная принесла воды в золотом кувшинчике и подставила серебряный таз, чтобы они смогли омыть руки. Она подвинула к ним полированный столик, а верная домоправительница подала хлеб и закуски, щедро являя гостеприимство. Жаривший мясо слуга положил на блюда разнообразные куски мяса и поставил перед ними золотые чаши, а виночерпий, постоянно обходивший зал, налил вина.

Самодовольные кавалеры развязно ввалились в зал и плюхнулись на стулья и сидения. Оруженосцы омыли им руки, служанки положили хлеб в корзинки, а пажи налили полные чаши вина. Кавалеры навалились на добрую снедь, а утолив голод и жажду, обратились к другим радостям, — к музыке и танцам, без которых пир не пир. Герольд принес великолепную лиру и подал ее Фемию, которого они вынудили стать их бардом. Тот взялся за струны и заиграл первые аккорды чудесной песни. Воспользовавшись этим, Телемах склонился к ясноглазой Афине и прошептал:

— Почтенный странник, не обижайся на мои искренние слова. Этой своре легко думать лишь о музыке и песнях. Они пируют на дармовщину, за счет человека, чьи кости омывает дождь в поле или волны в соленой пучине моря. Стоит ему появиться на Итаке, они отдадут все золото и наряды на пару быстрых ног. Но он сгинул безвозвратно, и нас больше не утешают пустые обещания: солнце его возвращения закатилось навеки.

«Скажи мне без утайки, кто ты и откуда, какого рода и города? И раз уж ты не мог придти пешком, какое судно принесло тебя на наш остров? Почему мореходы высадили тебя на Итаке, и как они назвались? Впервые ли ты оказался у нас, или тебя принимал в гостях еще мой отец? Он славился своим гостеприимством не менее, чем дальними странствиями».