Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

Но перевода Лоуренса было мало для идеального пост-джойсовского прочтения эпопеи. Поэтому я обратился за помощью к вышедшему в свет в 1946 году знаменитому переводу его сверстника и однокашника по Оксфорду, E.V. Rieu. (Лоуренс родился в 1888, Риу — в 1887. Оба учились в Оксфорде — Лоуренс в Джизус Колледже и Олл Соулс Колледже, Риу — в СенПоле и Баллиоле). Риу писал более современным языком, чем Лоуренс. Он активно искал эквиваленты древним формам, стараясь минимизировать стандартные эпитеты, столь утомительные у Гомера, Таким образом получился композитный текст переводов той поры.

Но, спросит разумный читатель, чем это отличается от техники прежних переводов! Ведь и Гнедич, и Жуковский переводили с подстрочников и с переводов на иностранные языки (Жуковский — с немецкого, Гнедич — с русского подстрочника). А вот чем.

Buck stops here, как говорят американцы — предлагаемый перевод призван воссоздать не гомеровскую поэму, но ее прочтение в пост-Джойсовской Англии. Даже в тех случаях, когда существует другая русская традиция, или появилось новое и лучшее толкование Гомера, я следовал английскому источнику. Для того, чтобы высветлить это намерение, я сознательно сохранил англицизмы. Пушкин в рецензии на перевод Гнедича писал о "Русской Илиаде", имея в виду именно изобилие русизмов, затрудняющих возможный перевод текста Гнедича на западноевропейские языки, В данном случае идет речь об "Английской Одиссее". Этот перевод рассчитан на молодых людей и девушек, выросших в современной России на книжках Толкиена и fantasy.

Несколько слов о Лоуренсе. Как и Джойс, он был родом из Ирландии. В Оксфорде изучал классику и арабистику. Тема диссертации — "Замки крестоносцев в Сирии и Палестине". При подготовке диссертации он обошел пешком Палестину, Сирию, Заиорданье, без помощников, без денег, в одиночку, Он, по его словам, "жил среди арабов, как араб". Его книга не устарела и по сей день. С ней в руках автор этих строк лазил по руинам Керака и Монфора. На службе Ее величества (эвфемизм разведки) он отправился в Хиджаз и стал одним из лидеров "Арабского восстания" против Оттоманской империи в годы Первой мировой войны". Войну он описал в несколько ницшеанском романе "Семь столпов мудрости", написанном пьянящей чеканной прозой:

«Годами мы жили, как попало, в голой пустыне под безразличными небесами. Днем нас опьяняло горячее солнце, бьющий ветер кружил наши головы. Ночью нас пятнила роса, и бессчетные беззвучия звезд укоряли нас нашей малостью. Мы были самодовлеющей армией без парадов и украшений, армией, избравшей свободу — эту вторую страсть людскую, столь ненасытную, что она поглощала все наши силы. Мы продались ей в рабство, заковали себя в кандалы во имя свободы, покорились служить ее святости всем добрым и злым в нас, Душа раба людского ужасна — он утратил мир, а мы отдали не только тело, как раб, но и душу всепокоряющей жажде победы. Своей волей мы лишились чувств, морали и ответственности и остались, как засохшие листья на ветру. Наши руки были в крови, кровь была нам дозволена. Раны и смерть казались эфемерными, так коротка и тяжела была наша жизнь. Когда жизнь так горька, наказание должно быть безжалостно горьким».

Кроме этой книги, Лоуренс написал "Чеканку" — о солдатской службе — и перевел "Одиссею". Большим ударом для него стал раздел Ближнего Востока между англичанами и французами, в чем он видел нарушение всех обещаний, данных арабам во время войны. Другой ушел бы в монастырь, Лоуренс ушел в армию простым солдатом. Он погиб, как и жил, как солдат и поэт, со скоростью сто миль в час врубившись на своем мотоцикле в грузовик.

Риу тоже понюхал пороха и колониальной службы — сначала в Индии, потом на полях Первой мировой войны. Он перевел немало классиков, в частности, "Илиаду", "Одиссею", Вергилия и Евангелие. Но именно перевод "Одиссеи" стал его высшим достижением. Враги говорили, что он перевел Гомера на язык Агаты Кристи. Повлиял на него и перевод д-ра Рауза, а на Рауза в свою очередь повлиял Эзра Паунд. Перевод Риу в издании "Пингвин" стал единственным бестселлером этой серии классики. В 1980 году этот перевод был переработан и осовременен заново (его сыном), но я использовал более старый перевод, лишь в сомнительных местах предпочитая редакцию Риу-сына.

Общая черта данных переводов — отказ от стихотворной формы, от гекзаметра, от постоянных эпитетов и эпических формул. Спор о стихотворной или прозаической форме захлестнул в последнее время и Израиль, где недавно вышел прозаический перевод "Одиссеи", и где был выполнен настоящий перевод. Английская переводческая традиция ХХ века предпочитает точность — сохранению поэтического размера и тем более "поэтичности".

Это хорошо видно и в переводах с японского. Любопытно сравнить переводы Веры Марковой с переводами английских переводчиков. По-русски все японские поэты звучат, как Анна Ахматова. По английски они куда жестче, менее "поэтичны".