Одиссея длиною в жизнь

«Возможно, оно было фототропом — солнечный свет, пробивающийся через лед, давал сигнал к началу его биологического цикла. А может быть, свет притягивал его, как притягивает мотылька огонек свечи; по-видимому, свет корабельных прожекторов создавал освещение, какого не бывает на поверхности Европы…»

«И тут корабль рухнул. Я увидел, как треснул корпус, снежное облако образовалось от конденсации вытекшей воды. Огни погасли — все, кроме одной лампы, которая раскачивалась на кабеле в двух метрах от поверхности…»

«Не помню, что было дальше. Когда я пришел в себя, я стоял прямо под все еще ярко горевшей лампой и все вокруг было покрыто свежевыпавшим снегом. На нем виднелись мои следы. Должно быть, я подбежал сюда; прошла одна минута или две…»

«…растение — мне все еще казалось, что это растение, — было неподвижно. Я подумал, что оно, должно быть, пострадало при падении корабля; большие куски, толщиной в руку, отломились подобно сломанным веткам».

«…и затем главный ствол снова начал двигаться. Он пополз прочь от разбитого корпуса «Цина» по направлению ко мне. Именно в этот момент я убедился, что оно реагирует на свет: я стоял в пучке света от тысячеваттной лампы, висевшей над головой».

«Представьте себе дуб — а еще лучше баньян, огромный баньян с многочисленными стволами и корнями, — прижатый к поверхности силой тяжести и старающийся ползти. Существо подползло на расстояние пяти метров, затем начало обтекать меня, образовав идеальной формы круг. Возможно, это был предел его толерантности — далее положительный фототропизм превращался в отрицательный. На несколько минут все замерло. Я решил, что оно погибло — промерзло насквозь… И тут я заметил, что на многих ветках начали появляться точки. Это походило на эффект ускоренной съемки раскрывающегося цветка. Мне эти почки и на самом деле показались бутонами — каждый размером с человеческую голову».

«Тончайшие, удивительной окраски лепестки начали разворачиваться. Я еще подумал, что никто — или ничто — не видел такие цвета; их просто не существовало, пока мы не осветили этот мир нашими прожекторами — нашими роковыми прожекторами…»

«…слабо двигающиеся усики, тычинки… Я приблизился к окружающей меня живой стене, чтобы как можно лучше видеть происходящее. Я не испытывал ни малейшего страха. Я знал, что существо не желало мне зла — если у него вообще было сознание…»

«Появились десятки цветков, в различных стадиях формирования. Теперь они напомнили мне бабочек, едва появившихся из кокона, — с прижатыми крылышками, еще очень слабых. Я все лучше понимал происходящее… Но они замерзали — замерзали и умирали, едва появившись на свет. Затем один за другим отваливались. Несколько мгновений они бились на снегу подобно рыбе, выброшенной на сушу, — и я наконец понял. Это у них были не лепестки, а плавники или что-то вроде них. То, что я принял за бутоны, на самом деле было личинками, свободно плавающими существами на личиночной стадии развития. Скорее всего, основную часть жизни существо проводит, лежа на дне, а своих подвижных отпрысков рассылает на поиски новых территорий. Как это происходит с кораллами на Земле…»

«Я опустился на колени, чтобы получше рассмотреть одного малыша. Яркие краски быстро тускнели, обретая тускло-коричневый оттенок. Некоторые лепестки-плавники отвалились, превратившись в хрупкие осколки. Но маленькое существо еще двигалось, и когда я приблизился, сделало слабую попытку отползти. Не знаю, как почувствовало оно мое приближение».

«Затем я заметил, что тычинки — я называю их тычинками — по краям сплошь покрыты яркими синими точечками. Они походили на крошечные звездчатые сапфиры (или на синие глазки на мантии раковины-гребешка), чувствительные к свету, но не способные создавать изображение. На моих глазах ярко-синие точки тускнели и сапфиры превращались в самые обычные серые камешки…»

«Доктор Флойд — или любой, кто слушает меня, — осталось мало времени; Юпитер вот-вот блокирует мою передачу. Но я сейчас заканчиваю».

«Я понял, что нужно сделать. Кабель, питающий тысячеваттную лампу у меня над головой, свисал почти до поверхности. Я схватил его, несколько раз дернул, полетели искры, и лампа погасла.

Мне казалось, уже слишком поздно. Прошло несколько минут, а все оставалось по-прежнему. Тогда я подошел к стене переплетенных веток вокруг меня и пнул ее. Медленно, очень медленно существо начало расплетать ветви и поползло обратно к каналу. Вокруг было достаточно светло — я все прекрасно видел. В небе висели Ганимед и Каллисто — Юпитер был огромным, тонким серпом, — а на Ночной стороне, там, где электрический канал, ведущий от Ио, касается Юпитера, виднелось яркое полярное сияние. Свет фонарика на шлеме мне не требовался.

Я шел вслед за существом, ползущим к каналу, то и дело подгоняя его пинками, как только движение замедлялось, и у меня под ногами похрустывали осколки льда… Приблизившись к каналу, существо, казалось, обрело новую силу и энергию, как будто поняло, что возвращается домой. Мне хотелось, чтобы оно выжило и продолжало пускать ростки.