Одинокий голубь

День стоял ясный, и они могли видеть далеко, вплоть до Лоунсам Дав, реки и Мексики. Август жалел, что не привязал кувшин к седлу, ему захотелось посидеть тут на холме часок и немного выпить. Хотя ничего хорошего о Лоунсам Дав как о городе сказать было нельзя, ему казалось, что если он выпьет, то обязательно расчувствуется.

Калл просто сидел и рассматривал скот. Август понял, что он не испытывает никакого сожаления, покидая город и границу.

– Странно, что у меня такой партнер, как ты. Калл, – произнес Август. – Если бы мы встретились сейчас, а не тогда, много лет назад, сомневаюсь, что у нас нашлась бы пара слов, чтобы сказать друг другу.

– Тогда я жалею, что это не произошло сейчас и ты не довольствуешься парой слов, – заметил Калл.

Хотя с виду все было мирно и тихо, он испытывал странное чувство по поводу того, что они затеяли. Он слишком быстро убедил себя, что этот переход необходим. Было необходимо бороться с индейцами, чтобы за селить Техас. Было необходимо защищать границу, иначе мексиканцы захватили бы Техас. Но не было та кой острой необходимости гнать этот скот. Он не испытывал приключенческого азарта, хотя, возможно, он еще придет, когда они покинут населенный район.

Август, умевший практически всегда читать его мысли, и на этот раз догадался, о чем он думает на этой верхушке холма.

– Надеюсь, тут для тебя трудностей с избытком, Калл, – заявил он. – Надеюсь, что ты счастлив. Если нет, я сдаюсь. Если ты меня спросишь, то я скажу, что гнать весь этот тощий скот к черту на рога – достаточно забавный способ поддерживать интерес к жизни.

– Не спрошу, – ответил Калл.

– Понятно, но ведь ты вообще редко спрашиваешь, – проговорил Август. – Ты должен был бы умереть при исполнении служебных обязанностей, Вудроу. Ты бы это здорово сумел. Все дело в том, что ты жить не умеешь.

– А ты умеешь?

– Еще как. Я прожил сто лет на твой один год. Я бы здорово разозлился, если бы мне пришлось умереть при исполнении служебных обязанностей, потому что я ни кому не обязан, да и ты тоже, Вудроу. Мы просто хотим разбогатеть.

– Во всяком случае, в Лоунсам Дав мы не разбогатели, – сказал Калл. Он увидел возвращающегося с северо-запада Дитца, который должен был привести их к месту ночевки. Калл ему обрадовался, поскольку здорово устал от Августа и его разговоров. Он пришпорил кобылу и спустился с холма. Только подъехав к Дитцу, Калл осознал, что Август не поехал за ним. Он все еще сидел на старушке Малярии и с холма наблюдал за скотом и закатом.

26

Джули Джонсона с детства отучали жаловаться, вот он и не жаловался, но если говорить правду, то этот год был самым тяжелым в его жизни: столько всего пошло наперекосяк, что трудно решить, на что в первую очередь обращать внимание.

Его помощник Роско Браун, которому было сорок восемь, тогда как Джули только двадцать четыре, жизнерадостно уверил его, что рост неприятностей – явление обычное, к которому следует привыкнуть.

– Ага, и раз уж тебе двадцать четыре, то пощады не жди, – сказал Роско.

– Я и не жду, – заметил Джули. – Просто хотелось бы, чтобы неприятности случались по очереди. Тогда бы я справился, я думаю.

– Ну, тогда тебе не следовало жениться, – объявил Роско.

Это замечание показалось Джули странным. Он и Роско сидели перед тем, что в Форт-Смите считалось тюрьмой. Там была всего одна камера, и замок к тому же не работал, так что, когда возникала необходимость кого-нибудь туда посадить, они обматывали проволокой засов.

– Не понимаю, какое это имеет значение, – проговорил Джули. – И вообще, откуда тебе знать? Ты ведь никогда не был женат.

– Верно, но глаза-то у меня есть, – ответил Рос ко. – Вижу, что вокруг меня происходит. Вот ты взял да и женился, и оглянуться не успел, как пожелтел. Ты и сейчас желтый, – добавил он.

Эльмира не виновата, что я заболел желтухой, – сказал Джули. – Я заразился по дороге в Миссури, черт бы все побрал.

Роско сказал правду, Джули до сих пор был желтоват и слабоват, и Эльмира выражала недовольство обоими этими обстоятельствами.

Скорей бы ты снова побелел, – сказала она в это утро, хотя он значительно посветлел за последние две недели. Эльмира – маленькая тощая брюнетка с плохим характером. Они были женаты всего четыре месяца, и, с точки зрения Джули, самым неприятным сюрпризом для него явилась ее вспыльчивость. Она требовала, чтобы все было сделано немедленно, а он любил во всем методичность. В первый раз она наорала на него за медлительность через два дня после свадьбы. А теперь она, казалось, утратила всякое к нему уважение, если таковое и имелось. Иногда ему приходило в голову, что она никогда его не уважала, но если так, то зачем было выходить за него замуж?

Ага, вот и Пич, – объявил Роско. – Бен, видно, совсем рехнулся, раз женился на этой бабе.