Одинокий голубь

Он боялся встать, чтобы не уронить извивающегося младенца. Потому он так и сидел, поражаясь, с чего это люди заводят детей. Откуда можно знать, что хочет ребенок и что для него сделать?

Но так же внезапно, как начал плакать, малыш за молчал. Пискнул еще пару раз, сунул кулачок в рот и снова уставился на Джули. Джули успокоился и остался сидеть.

— Поговори с ним, — сказала появившаяся в дверях Клара.

— А что говорить?

Она фыркнула с отвращением.

— Представься, если ничего лучше придумать не можешь, — посоветовала она. — Или спой ему песню. Он — мальчик общительный. Любит поболтать.

Джули посмотрел на малыша, но не мог вспомнить ни одной песни.

— Ну помурлыкать ты по крайней мере можешь? — спросила Клара с таким видом, будто он совершил преступление, не начав немедленно петь.

Джули вспомнил песню, которую слышал в салуне и которая ему нравилась, — "Лорена". Он попытался на петь мотив. Все еще извивающийся ребенок немедленно перестал двигаться и внимательно уставился на не го. Джули чувствовал себя глупо, но, поскольку его пение с закрытым ртом успокаивало малыша, он продолжал гудеть. Ребенка он держал практически на расстоянии вытянутой руки.

— Прислони его к плечу, — велела Клара. — Не надо его так держать, он ведь не газета.

Джули послушался. Младенец вскоре обслюнявил ему рубашку, но не плакал. Джули продолжал напевать "Лорену".

Тут, к его радости, Клара взяла ребенка.

— Уже прогресс, — заметила она. — И Рим не в один день строился.

Стемнело, а Джули все еще не уехал. Он сидел на веранде, положив ружье на колени, и старался собраться с духом, чтобы встать и уехать. Как ни крути, Элли все еще его жена. Она может быть в опасности, так что его обязанность попытаться ее спасти. Если он сейчас не уедет, он так и будет вечно сдаваться. Он может вообще никогда не узнать, жива она или умерла. Он не хотел быть человеком, который позволил своей жене вот так просто уйти из его жизни. Но именно это он сейчас и делал. Он слишком устал для решительных действий. Если его не убьют индейцы, или если их не убьют индейцы, и если он не заблудится на этих равнинах и еще раз найдет ее в какой-нибудь чужой комнате, она может снова от него отвернуться. И что тогда? Она будет убегать, а он за ней гнаться, пока в самом деле не случится какая-нибудь беда.

Когда Клара вышла, чтобы позвать его ужинать, он уже устал думать. Он даже поморщился, заслышав ее шаги, потому что ему казалось, что она плохо к нему относится и может сказать что-нибудь резкое. И снова он ошибся. Она спустилась по ступенькам и подняла голову, наблюдая за журавлями, пролетавшими на фоне закатного неба вдоль серебряной ленты Платта.

— Правда, дивные птицы? — тихо спросила она. — Если бы я уехала, то, верно, скучала бы по ним не меньше, чем по лошадям.

Джули не думал, что она может уехать. Уж очень она казалась на своем месте.

Посмотрев на птиц, она повернулась к нему, как будто только что заметила.

— Ты хочешь остаться? — спросила она.

Джули не хотелось отвечать на этот вопрос. Пусть будет, что будет. Он не стремился принимать решения, но вместе с тем он и не уехал.

— Наверное, мне не надо больше ее преследовать, — наконец вымолвил он. — Наверное, надо оставить ее в покое.

— Не стоит приносить жертвы людям, которые в этом не нуждаются, — заметила Клара. — Пустая трата времени и сил.

— Мам, уже все остыло, — сказала Бетси с порога.

— Я позволила себе минутку полюбоваться летом, — ответила Клара.

— Ну, ты же всегда говоришь, что ненавидишь остывшую еду, — резонно заметила Бетси.

Клара взглянула на дочь и начала подниматься по ступенькам.

— Пойдем, Джули, — позвала она. — Эти девочки позаботятся, чтобы мы не нарушали правил.

Он положил ружье в чехол у седла и последовал за ней в дом.

83

Пока стадо катилось по коричневой прерии к реке Платт, разговоры о шлюхах вытеснили все другие темы. Верно, они всегда обожали поболтать об этом, но на некоторых участках пути их интересовали и другие вопросы, например погода, карты, отдельные лошади, воспоминания о прошлом. После смерти Джейка они много говорили о причудах правосудия и причинах, побудивших в общем-то приятного человека пойти по кривой дорожке. Иногда они вспоминали о своих семьях, хотя, как правило, такие разговоры заканчивались приступами острой тоски по дому. Это была опасная тема.

До Огаллалы оставалась еще неделя пути, а все другие темы, кроме шлюх, уже никого не интересовали. Ньют и братья Рейни даже удивлялись. Они и сами интересовались этим вопросом, правда, в довольно расплывчатом виде, но, слушая разговоры взрослых по вечерам и при каждой остановке, пришли к выводу, что, видно, есть в этом что-то большее, чем кажется на первый взгляд. Визит к проститутке скоро стал казаться одной из самых заманчивых перспектив, предлагаемых жизнью.

— А что, если капитан даже не захочет останавливаться в Огаллале? — спросил однажды Липпи. — Он не любит останавливаться.

— Никто не заставляет его останавливаться, — сказал Нидл. — Он может двигать дальше, если захочет. Это нам надо остановиться.