Одинокие сердца (ЛП)

Один взгляд на неё сражал наповал — обнажённая, с восхитительно округлыми формами, задыхающаяся и раскрасневшаяся от желания, Гермиона сидела на столе, раскрыв бёдра и дразня «аппетит» мужа.

— А-ах… — тихо выдохнул он. — Девочка моя…

В следующую секунду Люциус склонился между стройных бёдер, вылизывая, поглаживая, лаская, ублажая любимую ведьму талантливым языком и ловкими пальцами. Она же мурлыкала и постанывала, ловя ртом воздух и задыхаясь, выкрикивала его имя и проклинала за то, что безжалостно дразнит, не даря облегчения. Однако Люциус был неумолим и остановился, лишь услышав замершее на секунду дыхание и вырвавшийся в экстазе вскрик.

Некоторое время спустя она отплатила ему той же монетой: толкнув в кресло и заставив слегка вздрогнуть от соприкосновения голых ягодиц с прохладной кожаной поверхностью. А когда пухлые губы крепко обхватили напряжённый член, он почти потерял голову! О, эта маленькая ведьма действительно была такой непослушной и испорченной хулиганкой! И как же искусно умела мстить, дразня Люциуса быстрыми, лёгкими прикосновениями. Вскоре она довела его до настоящего сумасшествия горячим, ненасытным ртом и маленькими, крепкими ладошками. Гортанные стоны и хриплое, бессвязное бормотанье стали её наградой, а восторженный вскрик — золотым призом.

Позже они завершили соревнование на кушетке. Гермиона, устроившись на коленях мужа, медленно опустилась, наслаждаясь ощущением упругой, твёрдой плоти внутри себя, и принялась покусывать его соски. Они занимались любовью медленно, наслаждаясь сладострастной сдержанностью движений, даря чувственные поцелуи каждой части тела, оказавшейся в пределах досягаемости. Их языки неторопливо двигались, оставляя на коже влажные следы, а пальцы томно ласкали чувствительную плоть.

Однако, сдержанность и спокойная нежность в конце концов сменились быстрыми, глубокими, резкими движениями. Оба вскоре снова сгорали от неудовлетворённого, невыносимого желания. Темп любовного танца ускорился, поцелуи стали жарче: зубы то и дело прикусывали припухшие губы и обнажённую плоть, смешивая солоноватый вкус пота с медным привкусом крови.

Накал страстей превратил нежные ласки в сладкую пытку — пальцы стискивали кожу до синяков, а ногти оставляли яркие, болезненные царапины. Движения становились неистовей и жёстче. Крепко прижимая Гермиону к себе, Люциус всё быстрей и быстрей подавался бёдрами вверх, наполняя её до отказа. С несгибаемой силой они стремительно мчались к неистовому, манящему блаженству. Блестящие от пота тела уже расплачивались за предстоящий экстаз невыносимым напряжением. Его тяжёлое дыхание и её громкие вскрики — всё указывало на близость оргазма. Пальцы Люциуса отточенными движениями подтолкнули её к самому краю. Бёдра Гермионы исполнили пару виртуозных па страстного танца, и влюблённые потерялись в вихре острых, обжигающих ощущений. Их накрыла горячая волна эйфории, но они всё ещё продолжали, содрогаясь, вжиматься друг в друга.

Не успели они перевести дыхание, как дверь в библиотеку распахнулась, и кто-то испуганно воскликнул:

— Ах! Мерлин!.. Отец! Грейнджер!..

На пороге с неестественно бледным от ужаса лицом, тщетно пытаясь отвести глаза, стоял Драко. Гермиона смущённо пискнула и покраснела. Люциус же выглядел совершенно невозмутимо, словно ничего и не произошло. К счастью, в этот момент на сцене с громким хлопком появился Ринкли. Двигаясь с сумасшедшей скоростью, он накрыл пойманных на месте преступления влюблённых шёлковой простынёй, не переставая бормотать:

— Ринкли предупреждал молодого хозяина, что тот не должен заходить сюда. Ринкли предупреждал! Но молодой хозяин не слушал Ринкли!

Наконец Драко обрёл дар речи и, демонстративно гипнотизируя взглядом потолок, пробормотал:

— Отец, Грейнджер, я буду ждать вас в гостиной, — после чего резко развернулся и поспешно покинул библиотеку.

— Она — Малфой, Драко, не Грейнджер! — весёлый голос отца догнал его уже в коридоре.

Весна две тысячи двадцать четвертого года

Старинные часы пробили двенадцать раз. Зловещий лунный свет тускло озарял тёмные коридоры поместья, по которым тихо кралась одинокая тень, грациозно перемещавшаяся от одной тёмной ниши к другой. Прямые белокурые пряди незнакомца слегка мерцали, рассыпавшись по широким плечам, а светло-серые глаза таинственно поблёскивали в темноте.

Пять поворотов спустя он наконец достиг желанной цели, остановился и поднял руку, чтобы постучать в искомую дверь. Однако не успел он глазом моргнуть, та распахнулась, и к таинственному гостю стрелой бросилась рыжеволосая девушка. Не устояв перед столь стремительным напором, незнакомец был вынужден отступить, и его спина с глухим звуком столкнулась со старинным мрамором противоположной стены. Крепко обвив руками его шею, а ногами талию, девушка в упор посмотрела в серые, со стальным отблеском глаза своими голубыми, цвета нежного барвинка, и нетерпеливо прошептала:

— Где ты был так долго, Скорпиус? И почему ты всегда делаешь одно и то же — крадёшься коридорами? Почему бы не аппарировать сразу в мою комнату? Знаешь ведь, что я тебя жду!