Одиночный выстрел

– Не дрейфь, – оборвал его командир эскадры, возвращая бинокль старшине. – Ты получишь хорошее прикрытие. Впереди пройдет «миркара», чтобы разбросать любые бревна, если таковые окажутся на дороге. За ней твой десант на двух броневиках, а за ними «куксдог». Но это еще не все. Пара «маскотов» будет барражировать над вами, чтобы закидать бомбами любую армию аборигенов. – Лоренц улыбнулся бригадиру и, хлопнув его по плечу, спросил: – Ну что, полегчало?

– Да, сэр, с такой силой можно и повоевать.

– Вот и прекрасно. Иди отдыхай и будь готов выступить завтра в шесть ноль-ноль.

– Слушаюсь, сэр! – бодро ответил бригадир, снова козырнул и побежал к трапу. Без шлема у него мерзли уши.

Вбежав под защиту царившей на корабле теплой сырости, Чумаченко быстро зашагал в сторону жилого отделения, обдумывая на ходу сложившуюся ситуацию.

Бригадир полагал, что после прошлой истории с засадой, следствием которой стала потеря «куксдога», двух «маскотов» и почти сорока пехотинцев, Лоренц приложит все силы, чтобы поскорее убраться с негостеприимной планеты, но оказалось, что у этого придурка остались какие-то планы. По мнению же Чумаченко и его боевых товарищей, совсем недавно потерявших десятки своих друзей, командиру следовало поберечь тех, кто остался.

«Ну разве не скотина? Ну разве не кровопийца?» – негодовал Чумаченко, стуча по полу подкованными башмаками.

«Куксдог» и «миркара», конечно, сильные аргументы, но против кого? Против вооруженных палками и зажигательными пакетами аборигенов. Однако все уже знали, что противник захватил робота, да еще профессионально применил его оружие. Какой прок от прикрытия из робота и танка, если в засаде сидит другой «куксдог»?

Пушка – семьдесят пять миллиметров! Один выстрел – и в десантном отделении тишина. А еще зенитные ракеты. Если завтра «маскотам» удастся сохранить перья целыми, можно считать, что им повезло.

«Нужно напиться. Сегодня обязательно нужно напиться», – принял решение Чумаченко и свернул в коридор, где находились жилые отсеки хозяйственного взвода корабля.

«Сержант Папченко, первый кок», «Капрал Забейфут, второй кок», «Рядовой Гриденс, финансовый учет» – гласили таблички на дверях персональных кают.

В отличие от обычных пехотинцев, рисковавших жизнью на заданиях и живших в общественных кубриках, хозяйственная элита корабля пользовалась куда более комфортными условиями.

«Рикардо Кириленко, кладовщик», – прочитал бригадир и остановился напротив нужной ему двери.

Постоял с полминуты, набираясь смелости, ведь беспокоить корабельного кладовщика в неурочное время было рискованно, тот мог обидеться. Однако Чумаченко требовалось крепко напиться, так что пришлось перешагнуть через все ступени неформальной субординации.

Бригадир постучал в дверь. Сначала робко, потом сильнее. Сделал паузу и прислушался.

– И чо? Я должен бежать, как подорванный, открывать? – послышался из-за двери голос Кириленко.

Бригадир не знал, что ответить, и стоял перед дверью молча. Наконец она открылась и показался кладовщик – во флотских офицерских брюках и коротком поварском халате.

– Чего надо? – спросил он, пораженный столь откровенным хамством обычного пехотного.

– Бутылку надо.

– Нету ничего, все раздали, – сказал Кириленко и стал закрывать дверь, но Чумаченко быстро просунул в нее башмак.

– Это чо? Ты чо об себе думаешь? – возмутился кладовщик, бывший на голову выше Чумаченко.

– Понимаешь, зема, очень надо, – умоляюще попросил бригадир и, отстранив кладовщика, уверенно шагнул в его жилище. – Ты не волнуйся, я все расценки знаю, – заверил он.

Кириленко брезгливо попятился к стене, как будто боясь испачкаться, смерил бригадира оценивающим взглядом и сказал:

– Ты мне не зема, ты мне здесь никто. Это в кубрике бригадир шишка, а у нас тут другие масштабы, усекаешь?

– Бутылку надо, – повторил Чумаченко и судорожно сглотнул. Еще никогда в жизни ему не хотелось выпить сильнее, чем сейчас.

– Чем платить будешь? Ром нынче дорог.

– Расплачусь фьючерсами, всеми до самой отправки.

– Фьючерсы на ром, я полагаю? – с усмешкой уточнил Кириленко.

– На ром.

– Ну давай посмотрим, почем нынче фьючерсы…

С этими словами кладовщик отодвинул занавеску, за которой оказался нарисованный на плотной бумаге график котировок.

– Вот смотри, почем нынче ромовый фьючерс… – сказал Кириленко, водя по графику тонкой указкой. – На завтра ты можешь продать фьючерс по двадцать динаров, такой сейчас курс. А на десятый день от сегодня – только по шесть.

– А почем дальше, не указано? – спросил Чумаченко, видя, что оценка фьючерсов кончается за несколько дней до двухнедельного срока, официально объявленного до отправки.

– Потому что по новым сведениям мы сорвемся отсюда через десять дней, а не через две недели, как думали раньше.

– Ну хорошо, мои десять дней по двести граммов – это два литра рома, а мне сейчас нужно бутылку ноль семьдесят пять. Итого ты навариваешь литр двести пятьдесят граммов.