Одиночный выстрел

Он прочно стоял на раздвинутых металлических сошках и концом массивного приклада упирался в землю. Ствол при этом грозно смотрел вверх. В нем было нечто, напоминающее сказочное существо. Скорее всего Змея Горыныча. Необычно смотрелся довольно большой плоский диск патронного магазина, укрепленный на стволе сверху, п конусообразный пламегаситель, навинченный на дуло.

Людмила попробовала поднять ручной пулемет и сразу почувствовала, как трудно ей будет держать его. Вес — более одиннадцати килограмм, почти в три раза тяжелее винтовки. Впрочем, знакомые, винтовочные детали на нем имелись. Во-первых, прицельная планка с подвижным хомутиком, во-вторых, спусковой крючок и скоба, его прикрывающая, в-третьих, деревянный приклад и брезентовый плечевой ремень. Но самое главное — тот же калибр, что и у винтовки — 7,62 мм.

Замечательный русский инженер Василий Дегтярев, всесторонне изучив иностранные образцы, создал свою, совершенно оригинальную конструкцию, превосходящую их по основным показателям. Ее отличало минимальное количество движущихся деталей, простота сборки, надежность работы, малый вес. Достаточно давно, в 1927 году, этот ручной пулемет (ДП, или «дягтярев пехотный») приняли на вооружение Рабоче-Крестьянской Красной Армии. По штатам 1941 года в каждой стрелковой роте насчитывалось 6 таких пулеметов, то есть больше, чем снайперских винтовок. Потому лейтенанту Ковтуну не составило груда выдать красноармейцу Павличенко один «дегтярь» для обучения часов на пять — семь. Он полагал, что этого сообразительной девушке будет достаточно.

Сержант Макаров отнесся к приказу командира родной роты со всей ответственностью. Он тоже считал ДП весьма удачным изделием советской оборонной промышленности.

— Люда, — сказал он ей, — ты не тушуйся. Пулемет разбирается легко, в четыре приема.

— Зачем разбирать? — возразила она. — Покажите только, как стрелять из него.

— Стрелять просто. Жми на спусковой крючок, и все.

— Неужели?

— В том-то и дело, — он усмехнулся. — В магазине — 47 патронов. Его придется часто менять потому, как спусковой механизм рассчитан лишь на ведение автоматического огня, очередями по три — шесть выстрелов. Да еще последние четыре-пять патронов иногда застревают…

— Странный вы человек, Игорь Сергеевич.

— Почему?

— Сразу главное не рассказываете.

— Это чтоб тебе интереснее было.

— Мне и так интересно, — ответила она с некоторым вызовом. — Я ведь хочу побыстрее здесь всему научиться.

— Думаешь, это спасет? — сержант посмотрел на свою молодую напарницу с грустной улыбкой.

— Спасет? — повторила она за ним в растерянности. — Право, не о спасении нам нужно думать.

Сержант промолчал и стал разбирать пулемет, показывая Людмиле разные его детали, называя их и объясняя, как они взаимодействуют.

У нее из головы не выходила последняя его фраза. Ведь в беседах они старались не вспоминать ни о смерти, ни о жизни. Смерть кралась за ними по пятам. Не стоило лишний раз приманивать ее пустыми словами. А жизнь будет особо прекрасна после войны потому, что человечество, перенеся такие ужасные страдания, очистится от грехов, по-новому оценит сотрудничество, дружбу, любовь и так достигнет всеобщего процветания и покоя…

Может быть, нехорошие предчувствия навели Макарова на грустные мысли? Люда слышала, что на войне это бывает и у самых смелых бойцов.

В сущности, она знала о напарнике очень мало.

По возрасту он ей годился в старшие братья, то есть имел около тридцати лет от роду. Невысокий, полноватый, с виду как будто неуклюжий, но сильный, с характером весьма и весьма флегматичным, устойчивым к разным испытаниям. В армии Макаров служил уже сверхсрочно, то есть более пяти лет. Вначале он успешно окончил снайперские курсы, и оказалось, что эта военная специальность — истинное его призвание.

За три недели, проведенные бок о бок, Людмиле не и чем было упрекнуть сержанта. Игорь оказался отличным фронтовым товарищем. Когда надо помогал, когда надо учил суровой армейской науке. Не приставал, не заигрывал, грязных намеков не делал, даже не ругался при пей нецензурно. Наоборот, понимал, что женщине одной среди мужчин быть совсем не просто и потому постоянно прикрывал, подстраховывал.

Следуя снайперскому обычаю, они больше молчали. Па огневой позиции инструкция категорически запрещала разговаривать. Они обменивались жестами, пересвистывались. Когда возвращались в блиндаж и снимали камуфляжные балахоны, то занимали их вполне обыденные вещи. Например, как согреть воду для чая, если костер разводить нельзя.

Находясь в арьергарде отступающей дивизии, Макаров и Павличенко выдающихся результатов в уничтожении живой силы противника не показывали. Лишь один раз на их засаду наткнулась румынская конная разведка. Восемь подданных короля Михая Первого снайперы уложили на месте, двоим удалось ускакать. Обыскав трупы, они нашли у офицера флягу с коньяком и портсигар, наполненный душистыми сигаретами, которые взяли себе. Остальное: документы, письма, фотографии, оружие — принесли в штаб полка. Там каждому из них записали по четыре убитых и объявили благодарность в приказе.