Одиночный Дозор

— Люди. С некоторых пор они ведут нас, а не мы их. И заметь, при этом мы их ни в грош не ставим. Все встало с ног на голову.

— Да какая нам с тобой разница, кто кого ведет? Противостояния Света и Тьмы это не отменяет.

Сурнин подпер голову рукой и подумал, что зря сюда пришел. А ведь еще полчаса назад идея казалась стоящей. Трофим представлялся ему как раз тем «сумасшедшим ученым», который в состоянии объяснить видения умирающей старушки и оборотня и все те странности, которые наблюдал в Сумраке за последнее время сам Никита.

В тусклых глазах Трофима, наоборот, впервые с момента встречи загорелся едва заметный огонек.

— Большая разница, Никита. Сейчас в сложноподчиненном социуме, состоящим из Иных и людей, равновесие смещено примерно так же, как смещен акцент в сторону технических устройств в человеческом мире. Вопрос «как» превалирует над вопросом «зачем», ритуалы — над действием.

— Чего-чего?

— Во всех отраслях мы плодим и совершенствуем один лишь инструментарий, оставаясь в сути своей на нижней ступени эволюции. Мы представляем собой общество обезьян с компьютерами, ракетами и атомными бомбами, не пытающееся осмыслить себя.

— У-у… ну, что поделаешь! Прогресс, мать его. Машина оказалась удобнее лошади, всем понравилось мыться в душе, ходить по асфальту и всегда быть на связи. И честно говоря, я не очень понимаю, что в этом плохого.

«Теоретик оторванный, — почти сочувственно вздохнул Никита про себя, — кем же он работал до инициации, что было написано в личном деле? Вроде социолог какой-то…»

— В этом ничего плохого нет. Проблема в том, что мы позволяем инструментам одержать верх! Мы унифицируемся. Точнее, унифицируются люди, подчиняясь ими же созданным техрегламентам, а мы следуем за ними. Последние столетия механическое перетягивание людей на свою сторону и подсчет сторонников — это единственное, что интересует Иных. Мы так вымрем, Никита.

— Ничего себе вывод, — хмыкнул Сурнин. — С чего это вдруг?

— Наша численность не восстанавливается вовсе не потому, что когда-то Иные едва не истребили друг друга. Это было очень, очень давно. Настоящая беда заключается в том, что у нас отсутствует рефлекс цели. Нам не интересен мир, в котором мы живем, мы не знаем, куда движемся. Нам нет дела до природы Великих Сил и Сумрака, который нас породил: мы используем его и боимся, больше ничего… А это — гигантский кладезь нерасшифрованной информации! Настоящая война, если уж силам Света и Тьмы суждено воевать, должна вестись за его тайны, которые мы даже не пытаемся изучать. Ум людей куда более пытлив из-за того, что им отведено меньше времени. Возможно, сложив их потенциал с нашим, мы смогли бы разгадать загадку бытия… Что тебе на самом деле нужно от меня, Никита, кого ты ищешь в Сумраке? Я уже сказал твоему начальству, что не знаю, есть ли подобные мне перевертыши на стороне Тьмы, я не входил с ними в контакт. Я не могу раскрыть особенности передачи информации через Сумрак, потому что я — точно такой же интерфейс этого компьютера, как и все прочие Иные, его внешнее устройство, а не его ядро. Вы же не можете объяснить, каким образом разговариваете друг с другом! Почему вы все думаете, что я это знаю…

— Я так не думаю, Трофим, — перебил Никита.

— В самом деле? Это даже интересно.

— Я так не думаю, — убежденно повторил Никита. — Ты ничего не знаешь. Не так давно я говорил с твоими последователями. У них жуткий винегрет в головах! Это значит, что их учитель растерян не меньше их самих… Допустим, численность Иных не восстанавливается из-за того, что достигла оптимальных значений. Тогда скажи мне, пожалуйста, чем плоха твоя унификация?

— Потерей индивидуальности, — мрачно возвестил Трофим.

— А она — чем?

— Тем, что из партнеров Сумрака, которыми мы рождены, мы превращаемся в его инструментарий, точно так же как люди для нас превращаются из коллег по процессу познания в кормовую базу.

— Это у Темных.

— Хорошо. В опекаемое стадо.

— Это у Темных, — повторил Никита, упрямо склонив голову.

— Тогда — в инструментальный набор, как я и сказал. Мы — для Сумрака, люди — для нас. Цивилизация унификатов.

— Все равно не понимаю, что в этом плохого.

Никита тоскливо посмотрел на часы, стоявшие на полке. Секунды неумолимо подмигивали ему зелеными точками. Собеседник увяз в каких-то теоретических дебрях. Пора закругляться.

— Может, просто слышать не хочу? — усмехнулся Трофим. — На примере людей это более чем понятно: Армия — для войны, медицина — для комфортного проживания, соглядатаи — для облегчения несения службы сотрудникам Ночного Дозора, и так далее до бесконечности. Мы хорошо относимся к людям как к унифицированным инструментам, но не видим в них личности и уж тем более не видим в них равноправных партнеров.

— Надуманно как-то. Что ж нам теперь от информаторов отказаться или от услуг стоматологов? Чтобы воцарилось равноправие людей и Иных…

В словах Трофима, оказавшегося выброшенным из системы, содержалась истина, которую видел только он, глядя на проблему под углом зрения, недоступным больше ни одному живому организму на земле.