Одиночный Дозор

Открывшаяся взгляду картина напоминала не то старинную гравюру, задрапированную линялым шифоном, не то выгоревшую цветную фотографию, плавающую в ванночке с водой, помутневшей от реактивов. Все вокруг казалось смазанным, нечетким, иллюзорным. К тому же Свет и Тьма переплелись в этом месте так тесно, что на полупрозрачных каретах почти невозможно было разглядеть крашенные под золото гирлянды цветов, дутые медальоны с гербами и гламурных купидонов: они скрывались под густыми слоями чернил и белой краски. Свет и Тьма были повсюду — они непримиримо соперничали, смешивались, создавали причудливые светотени и возносились вверх эфемерными башнями. Изначальные Силы работали здесь бок о бок, точно два гениальных художника, которых зависть сделала непримиримыми врагами, готовыми вцепиться сопернику в глотку. Злодеи и праведники в искусстве и в жизни…

Андрей поежился под порывом ледяного ветра, протер глаза и уселся в машину. Ласковая Тьма точно занавес отделила кинотени от реальной жизни, кипевшей на территории современного «Мосфильма». Увы, реальная панорама заметенного города не могла похвастаться буйством красок. Казалось, они утекли в ненасытный Сумрак и сгинули в его глубинах. Навечно. И теперь живут там, в призрачном киномире, который существует благодаря внимательным взглядам сотен пар человеческих глаз, начиная с оператора очередной картины и заканчивая самым недовольным или, наоборот, восторженным зрителем.

Андрей Старков вдруг отчетливо ощутил течение непознанной Силы, оставшейся за тонкой завесой Тьмы. Здесь, где творческий потенциал людей складывался в процессе работы над картиной в единый вектор, Сумрак бурлил, поглощая зависть, восторг, творческий экстаз, усталую озлобленность, разочарование, радостное изумление… Он переполнялся, подпитывая свои миражи, чтобы в любой момент выплеснуться на реальный слой, поглотить и развоплотить Иного, волею случая оказавшегося поблизости.

Андрей завел машину и рванул прочь с территории киностудии, едва не снеся знакомый шлагбаум. Только вылетев с Мосфильмовской улицы на набережную, он затормозил, остановился и несколько раз глубоко вздохнул, уставившись сквозь лобовое стекло на серую ленту Москвы-реки, скованной вспучившимся льдом. Казалось, лед течет и плавится, курясь тяжелым туманом. «Это все коньяк с утра и переутомление», — убежденно сказал себе Андрей, слушая глухие удары сердца.

Он нашел удобное объяснение. Оно позволяло не бояться изменившегося Сумрака — такой страх был Темному дозорному совсем ни к чему. Да и Сумрак не мог меняться — он оставался неизменно сбалансированным тысячи лет. К тому же, если допустить крамольную мысль о его некоей паранормальной активности на территории «Мосфильма», следовало бы поверить Алексею Малявину. Всю дорогу тот ныл, как болезненно отзываются в съемочном павильоне любые человеческие эмоции, как выматывают его эти съемки и как жизненно необходим был ему давешний запой для восстановления сил.

Андрей оглянулся. Троллейбус с сердитым гудком выгибал штанги, объезжая небрежно припаркованный «лексус». Вернуться? Но ради чего? Поручение выполнено, Малявин на работе, все в порядке. Может быть, творческий процесс всегда вызывает в Сумраке такую бурную реакцию. Стоит только почитать кинокритиков, и начинает казаться, что Великая битва между силами Света и силами Тьмы никогда не прекращалась. Что уж говорить о процессе кинопроизводства.

С другой стороны, если съемки рейтингового сериала «Одинокий волк», которые спонсировал Дневной Дозор, будут снова сорваны, не поздоровится не только исполнителю главной роли Леше Малявину. Юрий сидит ближе к офису — он выкрутится. Нечего гадать, на кого обрушится гнев Завулона…

Пассажиры троллейбуса, который протискивался буквально в сантиметре от зеркала внедорожника, дружно костерили зарвавшегося водителя иномарки. Делали они это бесстрашно: кто вслух — злобно, не стесняясь, кто про себя — обиженно поджимая губы. И что удивительно, и те, и другие чувствовали себя в полной безопасности за запотевшими стеклами общественного транспорта.

Темный дозорный искупался в черном дожде негодующих взглядов. Этот «ионный душ» оставил на коже ощущение приятного покалывания. Если бы не первокурсник-медик, придавленный к стеклу на задней площадке троллейбуса, который всерьез беспокоился, не случился ли с водителем «лексуса» сердечный приступ или еще какая беда, было бы совсем хорошо…

Андрей наградил его недобрым взглядом и снова взялся за руль. Обратно на «Мосфильм» он, конечно, возвращаться не собирался. Но настроение и состояние Алексея Малявина все-таки не внушали сотруднику Дневного Дозора особого доверия. Чутье подсказывало, что его не стоит надолго оставлять без присмотра. И раз уж долгожданный выходной все равно оказался безнадежно испорчен, Андрей Старков отказался от мысли ехать домой и возле Киевского вокзала свернул к ближайшей гостинице.

* * *