— Извини, ничего другого у дома не подвернулось — ночь на дворе, — заулыбался Санек. — Я вообще твою эсэмэску чуть не проспал. Сейчас на Кутузовский выедем, поймаем кого-нибудь. Ты почему заранее не позвонил?
— Э-э… ладно, фургон так фургон, можем и до офиса на нем махнуть.
— Не, Никит. Внутри еще трое монтажников томятся под ментальным контролем, совсем тесно будет. Да и неудобно их задерживать — люди на работе. Коллеги к тому же — свет в городе чинят, — улыбнулся Санек.
— Ну, ты даешь. — Никита подошел, застегнул замок куртки и протянул руку. — Спасибо, Саша, что приехал. Кажется, я немного перестраховался. Трофим сопротивления своим не оказывает, да и поговорить не прочь. Верно?
Трофим понуро промолчал, стоя между двумя дозорными.
Эпилог
— Нет, ты мне скажи, как найти эту границу между, как ты говоришь, самолюбием и болезненным самолюбием до того, как она пройдена! — азартно перебил Никиту Саша Спешилов, поставив пластиковый стакан с кофе на уголок готового рапорта.
Никита издал нечленораздельное глухое рычание.
— Ой. Извини.
Санек подхватил стакан, отхлебнул и присел на подоконник, сдвинув жалюзи. Никита отложил лист подальше. Чтобы не болтаться в дежурке, рапорт он пошел писать в переговорную, а Санек, который остался в конторе дожидаться начала рабочего дня, вызвался помочь.
— Я сказал — уязвленным самолюбием, — заметил Сурнин, с наслаждением выпрямился и с видимым облегчением бросил ручку в органайзер, стоящий на столе.
— Это не важно! Вот ты представь, Никит, ты вдруг узнаешь, что ты — Иной…
— Легко. Все через это проходили.
— Да, проходили, но только тебе после инициации что сказали? У тебя, дорогой друг, потрясающий потенциал, далеко пойдешь! Так ведь?
Сурнин поморщился.
— Далеко пойдешь — не говорили! Скорее наоборот, мол, нахлебаешься.
— Не суть! — Саша вскочил с подоконника. — А ему что сказали, Трофиму Евгеньичу нашему: извини, не разглядели? Может, он отказался бы от инициации, если бы знал с самого начала, какой именно перевертыш из него получится.
— Этак, Саша, мы без сторонников останемся, если к каждому будем подходить и говорить: «Извините, девушка, грациозная черная пантера — это не про вас. Вы у нас будущий кокер-спаниель. Вид у него в Сумраке не слишком внушительный, грация не та, блохи опять же. Может, не будете инициироваться? Вдруг вам Темные что получше предложат».
— А-ха-ха. Не смешно, — сказал Санек, одним глотком допил кофе и отошел от окна, за которым медленно светлело хмурое небо.
— Нисколько, — подтвердил Никита. — Трофима, между прочим, насильно в Сумрак не тащили. Он Свет выбрал осмысленно, попросил дать ему неделю подумать и, как из личного дела следует, сам попросил об инициации. И кстати, долгую жизнь и сверхспособности ему выдали, как и было обещано. Так?
— Ты утрируешь.
— Нет, ты скажи, выдали?
— Ну да.
— Ну и какого рожна ему еще надо? В Дозоре он работать не захотел, чужда ему, видите ли, наша контора из-за косности мышления и постоянного контакта с Темными!
— Никита, да не о том речь! Ты себя представь на его месте! Просто представь. Ты — дерево! Не саблезубый тигр и даже не кокер-спаниель… Де-ре-во. Дуб средних способностей.
— Спасибо, что не жаба. Он что, сказок не читал? — мрачно сказал Сурнин.
— Ты еще положительные примеры ему из них приведи. Типа Яблонька в свое время Аленушку с Иванушкой спасла от Темной ведьмы и неминуемой гибели. Очень жизнеутверждающая история для человека с ученой степенью, который в вузе преподавал. Утешает! Трофиму Евгеньевичу к моменту инициации, между прочим, сорок лет исполнилось. Для него это был очень и очень непростой выбор. И трижды осмысленный, а мы ему — сказочку про Светлую Яблоньку.
— Можно еще про энтов, они ходячие.
— А он — нет!
Саша прошелся по комнате и бросил в корзину смятый стаканчик.
— Никита, давай начистоту, — тихо предложил он. — Парню перед тобой говорят, что он боевой маг, девушке — что она волшебница с перспективой дорасти до первого уровня и самостоятельно определиться со специализацией, до тебя очередь доходит и…
— Не бывает у нас очередей!
— Это опция, я о сути.
— А если о сути, то я, Саша, на его месте удавился бы с досады, — признался Никита и вздохнул. — Я же говорю — уязвленное самолюбие. Ты понимаешь, что ты — уникум, а куда с этой уникальностью податься? И вдруг судьба подбрасывает такой шанс проявить себя: Великий Договор на волоске висит! Сколько лет этот Трофим сидел и думал, какое применение себе найти, как можно использовать и трансформировать в Сумраке неповоротливое тело. Целую систему связи изобрел, тренировался, наверное. Только решил опробовать — и тут снова мы ему все испортили. Честно говоря, я нашим Высшим не завидую. Ума не приложу, что они ему говорить будут.
— Почему это, Никита, нашим Высшим не позавидуешь? Вы еще кого-то в офис притащили?
Никита поднялся, Саша обернулся. В дверях стоял Эдуард Карлович Басоргин. В расстегнутом темном пальто, в брюках со стрелками и начищенных до блеска демисезонных ботинках. Плохой погоды для него, кажется, не существовало.
— Здрасьте, Эдуард Карлович, — сказал Санек.