Одиночество в сети. Возвращение к началу

Она подняла с пола тонкий плед и накрыла Якуба. Он пробормотал что-то и, не открывая глаз, повернулся на бок.

Она вернулась в гостиную, приставила стул к книжному шкафу. На верхней полке за учебниками лежал завернутый в крафтовую бумагу ее собственный экземпляр. Тот самый, который в сентябре 2001 года ей сунула в руки пани Будимира.

Решила, что поедет на работу не на машине. Спешить нужды не было. В трамвае у нее будет целых пятьдесят минут для себя. На чтение.

@6

Его разбудил странный шум. Какое-то время он лежал неподвижно, не открывая глаз. Из гостиной доносилась громкая музыка. Слишком странная и шумная для этого тихого дома. Гул басов был иногда настолько сильным, что заставлял дрожать ключи, висевшие на металлическом крючке в двери.

Он скинул плед. Не помнил, чтобы прикрывался. Когда ложился, в комнате было очень душно. Странно. Взглянул на часы. Приближался третий час пополудни, а казалось – только что заснул. Какое-то время пытался сообразить, какой сегодня день недели. Вторник? Да, должно быть, вторник. Он вернулся от Нади далеко за полночь, они просидели с мамой над бутылкой виски до рассвета, а потом в половине пятого он, уставший, повалился на кровать и еще долго не мог заснуть.

Слишком мало виски? Или, может, слишком много всего остального? Сначала бурное, эмоциональное воскресенье у Нади, а затем сеанс психотерапии у матери, которую он случайно поймал за воспоминанием какой-то травмы. А что еще это могло быть, если женщина, которая обычно не пьет больше одного бокала вина, напивается виски, курит сигареты, глаза красные от слез, и после нескольких произнесенных ею фраз становится ясно, что она что-то скрывает?

На самом деле он понятия не имел, что чувствует его мать. Именно так. Что чувствует. Не кто она, как себя ведет, что для нее важно, что ее волнует, что она читает, что слушает, какие любит цветы, какой ее любимый цвет, где хотела бы побывать, предпочитает щи или рассольник. Все это он уже знал. Да и отец, наверное, тоже.

Только отец забывал. Цветы не покупал, книги тоже, готовить не умеет, самому из супов нравился только журек[18], причем только тот, который готовила ему мама, лучшим из цветов был коричневый, потому что такого цвета был костюм на выпускной, а свои мечты о путешествиях подстраивал под цены полетов на сайте flipo.pl.

Что чувствовала мать, когда ни с того ни с сего вдруг впадала в задумчивость за завтраком, или когда закрывала глаза, читая в кресле, или когда напевала что-то под нос и вдруг становилась грустной, Якуб никогда не спрашивал и не знал.

Однако он подозревал, что одно из ее ощущений – что она замужем не за тем человеком, не за своим мужчиной. Ужасно, жестоко и болезненно это звучало, но с какого-то времени он стал подозревать именно это. А пришло ему это в голову, когда он встретил Надю, которая убедила его, насколько важно отличить правильного человека от неправильного, даже если этот неправильный мог показаться на мгновение любовью всей жизни. Она привела ему пример бабушки Сесилии, которая предпочла сама воспитывать сына, чем всю жизнь быть несчастной. Она прогнала мужа через два месяца после свадьбы. Он перестал ее уважать, перестал ее слышать, потом стал приказывать, и в конце дело дошло до того, что он ударил ее. Заплатила за развод, а потом вычеркнула его имя из своей жизни. И только тогда родила сына.

Его мать не была несчастна с отцом. Но и счастливой она тоже не была. Он долго этого не замечал. Рос в нормальной семье. Он не помнил, чтобы родители переживали какой-то кризис. Среди одноклассников и одноклассниц были даже такие, у кого был второй отчим или вторая мачеха и кто со счету сбивался, перечисляя своих бабушек и дедушек. Между тем, его родители прожили в браке двадцать четыре года.

Ну, иногда ссорились, не без этого, но это все были споры по мелочам. Он знал много семей, в которых бывало и хуже. Его отец нашел женщину умную, понимающую, терпеливую, в высшей степени покладистую и красивую. Его мать вышла замуж за симпатичного, ответственного, находчивого, трудолюбивого, умного мужчину. Сколько он помнил себя, родители уважали друг друга и друг о друге заботились. Но при этом не было в их отношениях близости, нежности, не говоря уже о страсти. Он никогда не видел, чтобы на прогулках они держались за руки, у них не было принято целоваться при встрече, сидеть в обнимку перед телевизором, он не видел, чтобы отец где-нибудь еще, кроме как на вокзале или в аэропорту, обнял мать. Он никогда не был свидетелем их интима. Более того, они не прикасались друг к другу. Во всяком случае, в его присутствии.