Одиннадцать видов одиночества

– Короче, едва смылись, – продолжал Винсент. Глаза его сияли. – А бате в плечо пуля попала. Не сильно поранила – так, поцарапала. И вот мамаша его перевязала и, короче, вести машину он больше не может, а ему к врачу надо, прикиньте. И вот батя говорит: «Винни, сможешь доехать сам?» А я говорю: «Конечно, покажи только как». Короче, показал он мне, как работают газ и тормоз и все прочее, и я отвез его к доктору. А мамаша говорит: «Я горжусь тобой, Винни, ты сам ведешь машину». Короче, прикатили мы к доктору, батю там подлечили, и он отвез нас домой. – Винсент перевел дыхание. После неуверенной паузы он добавил: – Вот и все.

Быстрым шагом он вернулся за свою парту. Новые, пока еще жесткие вельветовые брюки тихонько присвистывали на каждом шаге.

– Что ж, очень… интересно, Винсент, – сказала мисс Прайс, всеми силами делая вид, будто ничего особенного не случилось. – Кто следующий? – Но никто не поднял руки.

Перемена далась бедолаге еще тяжелее, чем обычно; некоторое облегчение наступило, когда он нашел где спрятаться: это был узкий бетонный тупик, разделявший два корпуса школы, в котором не было ничего, кроме нескольких закрытых пожарных выходов. Там было ободряюще уныло и прохладно. Мальчик стоял, прислонившись спиной к стене и глядя на выход из тупика, чтобы никто не появился неожиданно, а звуки перемены текли откуда-то издалека, подобно солнечному свету. Но в конце концов прозвенел звонок, и Винсенту пришлось вернуться в класс. До обеденного перерыва оставался час.

Мисс Прайс не трогала его, пока не пообедала сама. Затем, постояв не менее минуты возле двери, держа руку на дверной ручке и набираясь решимости, она вошла в класс и присела возле Винсента, намереваясь провести с ним еще одну беседу. Тот как раз пытался проглотить остатки бутерброда с острым плавленым сыром.

– Винсент, – начала она, – нам всем очень понравился твой доклад. Но, думаю, он понравился бы нам еще больше – намного больше, – если бы ты рассказал о своей настоящей жизни. То есть, – торопливо продолжала она, – например, я заметила, что у тебя новая ветровка, очень красивая. Она ведь новая, правда? Тетя тебе ее в эти выходные купила?

Он не стал отрицать.

– Тогда почему ты не рассказал нам о том, как вы с тетей пошли в магазин и купили ветровку, и о том, чем вы занимались потом? Вышел бы отличный доклад. – Она выдержала паузу и впервые за все время пристально посмотрела ему в глаза. – Винсент, ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? Правда?

Смахнув с губ хлебные крошки, он опустил глаза и кивнул.

– Учти на будущее, ладно?

Он снова кивнул:

– Мисс Прайс, можно мне выйти?

– Конечно.

Он пошел в туалет, и там его вырвало. Умывшись и выпив немного воды, он вернулся в класс. Мисс Прайс была чем-то занята за своим столом и взгляда не подняла. Чтобы не связываться с ней больше, мальчик пошел в раздевалку и присел на длинную скамью. Подобрал забытую кем-то галошу и принялся вертеть в руках. Вскоре послышалась болтовня возвращающихся детей. Чтобы его не заметили, Винсент встал и пошел к пожарному выходу. Толкнув дверь, он увидел, что она ведет в тот самый тупик, где он утром скрывался. Он выскользнул наружу. Минуту-другую мальчик просто стоял, созерцая ровную поверхность бетонной стены; затем нащупал в кармане кусок мела и примерно на высоте фута от земли вывел печатными буквами все самые грязные ругательства, какие только знал. Написав четыре слова, он попытался вспомнить пятое, но вдруг услышал за спиной, у двери, шорох. Там стоял Артур Кросс. Держа дверь нараспашку, он, выпучив глаза, читал надпись на стене.

– Чувак, – произнес он зловещим шепотом, – чувак, ты за это огребешь. Огребешь по самое не хочу.

Вздрогнув, потом как-то вдруг успокоившись, Винсент Сабелла зажал кусок мела в ладони, засунул большие пальцы за ремень и с угрожающим видом повернулся к Артуру Кроссу.

– Да ладно? – произнес он с вызовом. – А кто на меня настучит?

– Нет-нет, никто не настучит, – залепетал Артур Кросс. – Просто не стоило бы тебе тут ходить и писать…

– Вот и ладно, – сказал Винсент и сделал шаг вперед. Он опустил плечи, вытянул шею и сощурился, как Эдвард Робинсон. – Вот и ладно. Остальное меня не колышет. Не люблю стукачей, усек?[1]

При этих его словах в проеме двери появились Уоррен Берг и Билл Стрингер. Они услышали последнюю реплику и увидели слова, написанные мелом на бетонной стене. Винсент обратился к ним.

– Вас это тоже касается, усекли? – проговорил он. – Вас обоих.

Удивительно, но на лицах у Билла и Уоррена появились те же глуповатые, робкие улыбочки, что и на лице Артура Кросса. Потом они переглянулись и только тогда смогли достойно встретить взгляд Винсента, но было уже поздно.

– Что, Сабелла, думаешь, ты самый умный? – спросил Билл Стрингер.

– Думай что хочешь, – возразил Винсент. – Ты меня слышал. Пошли отсюда.

Им ничего не оставалось, кроме как расступиться и пропустить его, а потом растерянно поплестись следом за ним в раздевалку.