Одиннадцать случаев…(Повесть)

На Володином большом старом столе с пузатыми ящиками, который стоял на трех изогнутых львиных лапах, а вместо четвертой — полено, на выгоревшем, проеденном кислотами зеленом сукне лежали альбомы, папиросные коробки с марками, лупа с медным ободком, пинцет…

Брат глянул в альбом. О, что это? Персия! Индокитай! Знакомые марки! Это марки его детства, марки того счастливого времени, когда он мог погружаться в них целиком, и ничто не мешало ему наслаждаться ими всласть.

— Как с экзаменами? — спросил Володя.

— Не попал! — еле выдавил брат. — И не попаду уже никогда!

Ему стало так жалко себя, а Володя был такой уютный в своей застиранной мягкой рубашке, такой теплый, добрый, смотрел на него с таким огорчением, что брат снова чуть не расплакался.

Он все рассказал Володе. И про двоюродную сестру Ольгу и про то, как мама ходила в университет…

— Ну, погоди… — сказал Володя. — Мы сейчас все хорошенько обдумаем… Ты говоришь — дорога закрыта. Мы проделаем с тобой то, что я в таких случаях проделываю для себя. Берется беда. Рассматривается на свет. Изучается ее внутреннее и внешнее строение, определяются ее минусы и возможные плюсы…

— Какие там плюсы?

— А ты не говори. Может, и плюсы найдутся. Потом обдумывается, что можно сделать с каждым элементом беды. Когда сделаешь наметку, беда уже будет разложена. Она рассыплется.

— Что-то уж очень просто!

— Нет, не очень просто. Вот увидишь. Зачем тебе нужен университет?

Первое — чтобы систематизировать и расширить знания. Хорошо. Но ведь ты сейчас не в том возрасте в смысле науки, когда людей водят за ручку. Ты сам кого хочешь можешь повести за ручку! И вся литература в твоем распоряжении, а лаборатория есть на заводе. Кто тебе мешает работать самостоятельно? Вечера все твои. Ты сам всегда говоришь: «Все в наших руках!»

Второе — тебе нужно общение с большими учеными, ты должен коснуться чистых снеговых вершин науки. На здоровье! Будешь сам ученым, и большие ученые будут неизбежно для тебя доступны, только не сию минуту, конечно! Хочешь быть ученым — будь им! Тихо! Не пищи… И горным воздухом науки еще надышишься!

Третье — диплом.

— Ох, как он мне нужен! Ведь руки развяжет…

— Не перебивай! Будет у тебя диплом без всякого университета!

— Как это так?

— Да так! Будешь сдавать в менделеевском, где я учусь, экстерном! Ведь вытянешь?

Брат долго молча смотрел на Володю.

— Неужели это возможно? А Ольга?

— Ну, друг мой! Ведь зачислять-то тебя не будут? А до экзаменов наверняка допустят. И потом у нас атмосфера как-то проще. Кстати, ты сможешь посещать любые нужные тебе лекции, а ненужные можешь не посещать. И сдавать будешь тогда, когда приготовишься. Вот тебе и плюсы! Ну, как?

И они пустились в обсуждение всех подробностей. Володя сходил на кухню, вскипятил чайник, и они пили совсем коричневый крепкий чай в широких зеленых чашках.

— Конечно, все это будет непросто, — говорил Володя.

— А что бывает просто? — сказал брат. — Зачем мне баранье счастье без борьбы?

— А то, что ты уже связан с промышленностью, это хорошо. В промышленности нужны люди с фантазией. Ты можешь перспективно мыслить. Ты сможешь такого наворотить — будь здоров!

Брат засмеялся. Ему захотелось поскорей начать «наворачивать».

Брат шагал по темному городу. Ему дышалось легко — беды больше не было. Они с Володей рассыпали ее. И теперь он перешагнул через обломки и шел дальше.

Дома были темные, а небо светлело и начинало разгораться.

Брат поднял голову к небу, в котором медленно, победно менялись краски, раскинул руки да вдруг как завопит: «Все в наших руках!» Оглянулся — никого нет. Поправил кепку, засунул руки в карманы и вполне прилично зашагал домой.

А небо уже стало бронзовым и разгоралось все грознее, все веселее!

7 Звонок на рассвете

У нас появился телефон. Черный, блестящий, новенький. Он был чужим в нашей старой, тихой квартире, но держался начальником. Он не одобрял облезлых стен и скрипучего гардероба в передней. Он потребовал, чтобы над ним в коридоре повесили электрическую лампочку. Брат включил ее и тут же сдернул с сундука под телефоном совершено облысевший коврик. Сундук он застелил клетчатой скатеркой, которая украшала некогда стол интересного денди.

Голос у телефона был резкий, деловой, не домашний. Этот голос шел из тех страшных для меня мест, которые назывались «учреждения». В одном из них, в научно-исследовательском институте, работал теперь брат, и там, невидимо для меня, проходила его главная жизнь.

Сперва я боялась телефонных звонков, как боялась учителей, директоров, всякого начальства, и начинала метаться: а что я должна сделать? Потом ничего, привыкла.

С телефоном вместе появились у нас в квартире слово «полимер» и еще имя — Иван Степанович. Собственно, имя это я слышала и раньше, но теперь оно прямо-таки поселилось у нас.

Если в ответ на звонок раздавалось: «Здравствуй, Иван Степанович!», то звонить я шла на улицу, в телефонную будку. Сорок минут, час — меньше они не разговаривали. И все время слышалось — полимеры, полимеры… Это слово было тогда, новым и необыкновенным.