Дмитрий хотел было выплеснуть воду, но ведь придется опять выкручивать из колодца тяжелое ведро, а потом, рассудил он, какая там зараза на руках Кучеряша, откуда ей взяться. Сроду никогда ничем не хворал он. Да и вообще за лето столько воды перекачиваешь сквозь себя — и ничего, даже поноса не бывает. А тут — руки ополоснул…
Он тоже пил через край ведра, и зубы его ломило от ледяной колодезной воды, чуть ли не из самой большой глубины во всем селе.
— Облако на небе не заметили, где уж… самолет, козявку, — вслух раздумывал Рыжий.
— Ты нынче перестанешь? — с командирской угрозой в голосе оторвался от ведра Митька. Он дрожал от ледяной воды. — Не было самолета! Не было, понял? Услыхали бы…
Он запрыгал на одном месте, разогреваясь, схватил винтовку и начал показывать приемы рукопашной схватки. Приемам этим никто не учил, так что он просто притворялся, дурил, будто Рыжий и Кучеряш такие уж лопухи, что поверят каждому его слову, каждому выбросу винтовки на вытянутых руках в сторону предполагаемого противника.
— Храбрый какой… — выплеснул Кучеряш оставшуюся воду. — Если кто спустится с неба… Бр-р-р! Холодно! Если… на парашюте да с оружием… Ты первый дашь стрекача. Бр-р-р… Пойдем отсюда! Околеть можно…
— Я? Стрекача?! Да я его, знаешь, как его?.. Прямым уколом коли! Вот так! А потом сбоку, сбоку… Пырну — и на тот свет. А если надо — пулей! Для чего пуля дана? Раз, раз…
Митька щелкнул затвором, подпрыгнул, играя с Кучеряшем, заменявшим не прилетевшего еще фашиста, быстро прицелился…
Выстрел прозвучал негромко, сухо, не по-настоящему. Будто щелчок детского пистолета. Только выскользнуло ведро из рук вздрогнувшего Кучеряша, и сам он вмиг задумался о чем-то важном, срочном, сползая спиной к земле по бревнам колодезного сруба.
— Ды ты что? — глотнул воздух Митька. — Ты что? Ты чего это?! — И закричал дико, не по-человечески: — Ма-ма-а!
— Мотай в больницу… В больницу! — забормотал Рыжий, бросившись к Кучеряшу. — За доктором…
Откуда было знать ему, да и мысль не сразу пришла, что в такую рань доктор не обязан быть в больнице.
— Беги сам… А то подумают, я удираю…
Они прислонили Кучеряша к срубу, чтобы не валился на землю. Было непонятно, живой ли он. Глаза закрыты, кровь залила весь подол рубахи.
Рыжий бросился к больнице. Единственная дежурная сестра, усталая, с белым, как ее больничный халат, лицом, не сразу поняла, что от нее надо. А когда поняла, зашептала, запричитала, кидая в сумку жгуты, бинты, темно-коричневые пузырьки.
Выстрел был негромкий, а услышало его чуть не все село. Когда Петр с медсестрой прибежали к колодцу, около Кучеряша дрожала в беззвучном рыдании тетя Катя, его мать. В тупой растерянности держала никому не нужную винтовку шестнадцатилетняя сестра Кучеряша Таня. Она не могла сообразить, как вот эта железная палка может такое натворить с человеком. И совсем уж непонятно, зачем Митька целился в ее брата.
Медичка терпеливо возилась с Кучеряшем, на ее халате расползались кровавые пятна с рваными краями.
— Разойдитесь… разойдитесь… Не загораживайте воздух… — пытался разогнать толпу председатель сельсовета Рыбин.
Пока событие было свежим, пока не надо искать свидетелей (вот они — свидетели, сколько хочешь), он тут же записывал фамилии присутствующих и некоторые высказывания.
— Почему стрелял? — требовал он у Митьки Даргина. Тот еще не отошел от потрясения, все выложил начистоту.
— Я не хотел… Винтовку взял погреться… Она не заряжена была…
— Почему стрельнула?
— Не знаю…
— Он прав, — донесся еле уловимый голос Кучеряша. — Карманы в штанах худые… Боялся потерять патрон… Я вложил патрон в винтовку… Не потерять чтобы…
— Где взял винтовку?
— Я стащил из школы… Через окно… Всего на одно дежурство… Чтоб с фашистом по-настоящему…
— Валентин! Вредно разговаривать! Поправишься, тогда все доложишь. Вот что, бегом кто-нибудь в сельсовет за лошадью. Кому говорят — бегом! Валентина в больницу!
Рыдала, не отпуская вялую руку Кучеряша, тетя Катя. С болью в глазах за брата и мать, не отходила от них Таня.
По переулку бежал военрук Федор Васильевич.
— Что же это вы, дорогие мои… Что ж так-то получилось? — запыхавшись, пробирался он сквозь толпу.
— Вот кто виноват, — пополз меж людьми шепелявый голос. — Он винтовку давал…
— Какую винтовку? — оглянулся военрук.
— А ну, разойдись, народ! — закричал Рыбин. — Разойдись, кому говорят! Разберемся, кто прав, а кто виноват. Р-разойдись!..
От сельсовета застучали колесами председательские дрожки…
В тот день в больницу никого не пустили, кроме тети Кати и Тани.
Приехал милиционер. Фотографировал колодец, Рыжего с Митькой Даргиным у колодца, зачем-то лазил на колокольню. Потом он закрылся с военруком Федором Васильевичем в кабинете Рыбина и не выходил оттуда до самого вечера. Все это время Рыжий с Митькой сидели на деревянном пороге сельсоветского коридора. Их предупредили: по первому знаку — в кабинет. Но так и не вызвали.