Один в толпе

– Хочешь сказать, что люди из музыкального бизнеса заглядывают к вам в ресторанчик? – В это верилось с трудом, но, с другой стороны, Мэривилл находится по дороге на крупнейшие курорты.

– Нет, публика здесь в основном местная, – призналась она. – Но это не значит, что ничего другого произойти не может. Не забывай, удача приходит к тем, кто ее ждет и использует каждую возможность.

Коул чуть не расхохотался.

– Где это ты нахваталась таких выражений?

– Так всегда говорил менеджер Троя. Он из тех, у кого на каждый случай заготовлена какая-нибудь общая фразочка. Впрочем, неважно. Все равно это верно.

– Я так давно не выступал перед публикой, Холли. Сомневаюсь, что...

– Слушай, не морочь голову! Я слышала, ты отлично играешь. Да и публики будет не так уж и много.

Он пытался разыгрывать стеснение, сколько мог. Продолжать в том же духе нельзя, это будет выглядеть подозрительно.

– Приеду, как только смогу.

– Имей в виду, тебе ставят ужин, а чаевые, если будут, все твои.

– Классно! – ответил он.

– Ну, я же говорила тебе, что все наладится. – Праздновать победу рано. Я еще не получил эту работу. – Коул положил трубку и вздохнул. Вот это номер! Но делать нечего, надо идти.

Ресторан «Всемирно известное барбекю Лероя» находился напротив огромного магазина «Футхиллс-Молл», торгового центра города. Коул припарковал машину. По спине пробежал знакомый холодок. Мысль о том, что его посетил страх перед выступлением, была такой абсурдной, что он от нее просто отмахнулся.

Холли, наверное, ждала его, потому что встретила его у самого входа, взяла за руку и повела между столиками. Наконец она остановилась и показала на небольшую эстраду, возвышавшуюся всего на полметра.

– Вон там.

На эстраде стояли табурет, кадка с искусственной пальмой, банка для чаевых и микрофон. Свет на эстраду лился с потолка.

– А где Лерой?

– У себя в кабинете.

– Он там будет проводить прослушивание? Она усмехнулась:

– Никакого прослушивания не будет. Ты уже получил работу. Лерой сказал, что, раз мне нравится, как ты играешь, то понравится и ему.

Ну и положеньице. Что теперь делать? Уйти и заставить Холли объяснять Лерою его странное поведение? Или подняться на эстраду и играть? А как быть, когда узнают его голос, а потом и его самого?

– Что-нибудь не так? – обиженно спросила Холли. – Я думала, ты обрадуешься возможности подзаработать.

У него от волнения подвело живот.

– Я так давно не выступал.

– Сыграй что-нибудь из того, что ты играл тогда во дворе, и все будет отлично. Публика здесь самая непритязательная.

Он оглядел зал. Только за двумя столами сидели семьи, за всеми остальными – парочки, большинство – до тридцати пяти, люди поколения, знающего и любящего «новое кантри». Наверняка они пришли в ресторан не только поесть, но и музыку послушать. У Коула бешено забилось сердце.

Холли положила ему руку на плечо.

– Нил!

И тогда он понял, что с ним.

– Просто невероятно! – пробурчал себе под нос.

– Что? – спросила Холли.

– Даже не думал, что со мной это снова может случиться. Боязнь сцены.

– Всего-то?

– Это было так давно, что я и забыл.

Она обернулась, взглянула в сторону кухни и подтолкнула его к эстраде.

– Начнешь играть, и все пройдет.

Но он не хотел, чтобы это проходило. Волнение, вернувшееся к нему, говорило о том, что он жив, что все по-прежнему. Он провел пальцем по ладони. Она была влажной. Потом Коул взглянул на Холли и улыбнулся. Она даже не представляла себе, какой сделала ему подарок.

Теперь его не остановит даже опасность быть узнанным.

– Спасибо, – сказал он просто. Она снова подтолкнула его в спину.

– Благодарить будешь потом, Нил. Мне надо работать.

Он вдруг наклонился и чмокнул ее в щеку.

Она дотронулась рукой до места, которого коснулись его губы, вспыхнула и огляделась по сторонам, не зная, что делать.

– Я всего-навсего нашла тебе работу, – сказала она, – а не выигрышный лотерейный билет.

– А я всего-навсего тебя поблагодарил. – Меньше всего онхотел, чтобы их дружба сменилась более близкими отношениями.

– Ну, ни пуха ни пера.

– К черту, – рассмеялся он.

– Давай, давай, шевелись! – Она развернулась и чуть ли не бегом помчалась на кухню.

Коул достал гитару из футляра, проверил струны, придвинул табурет к микрофону, потом достал из кармана кепку Рэнди, натянул ее на голову так, чтобы козырек прикрывал его лицо. Он надеялся, что шрамы, сломанный нос, стрижка, очки и недельная бородка достаточно его изменили, и его никто не узнает. Но голоса-то он изменить не мог.

Даже если сейчас его инкогнито будет раскрыто, он вернется в Лос-Анджелес, унося с собой то чувство волнения, которое можно испытать только перед концертом. Он надеялся еще кое на что, но и это – немало.