Собственно, мне уже можно было уезжать домой. Я давно выполнил свое командировочное задание, блокноты распухли от записей, а маленькая клеть, где я спал, превратилась в некое подобие музея – столько там набралось холодного и горячего оружия, листовок, документов.
Наверное, мой расстроенный вид красноречиво говорил о душевном состоянии, ибо лесник иногда поглядывал на меня с насмешливой ухмылкой.
В воскресенье Зина привезла ему письмо от сына. Парамон Петрович повертел в руках конверт и скрылся в комнате.
Вечером лесник напился. Я впервые видел его в таком состоянии. Он вышел на крыльцо нетвердой походкой, пошатываясь, и, заметив меня, объявил:
– Ко мне скоро... сын в гости приезжает...
Я ничего не ответил, мне было ни до лесника, ни до его сына.
– Ты чего не отвечаешь, когда с тобой старшие разговаривают? – спросил он с пьяной требовательностью в голосе.
Я продолжал лежать на теплой земле и смотреть в небо. Мне не хотелось разговаривать с пьяным.
– А-а, догадываюсь, – понимающе протянул лесник и для убедительности ткнул в мою сторону указательным пальцем. – Тебя заело.
Я поднялся, чтобы уйти в клеть от его вопросов.
– Погоди! – крикнул лесник. – Разговор есть. Сурьезный. – Он хихикнул. – Я думал, у нас на кордоне одна Манька влюбчивая, а выходит, и ты туда же...
– Ну знаете ли... – возмутился я.
– Знаю! – Он наотмашь резанул рукой воздух. – Все знаю. За-е-ло... И что в этой Вивее такого имеется? – продолжал он, недоумевая и обращаясь уже не ко мне, а к собственной персоне. – Что имеется?.. Не пойму, порази меня гром на этом месте, не пойму.
Он высоко поднял плечи и застыл в этой смешной позе.
Я не выдержал и рассмеялся. «Уж не сам ли он, чего доброго, влюбился в Вивею?»
– Что смеешься? – рассердился лесник. – Тут плакать хочется, а не смеяться! – Некоторое время он что-то медленно соображал в уме. – Ну и как, может, она все-таки тебя того? Ну, любит, что ли?.. Ну скажи, что любит, а? Что тебе стоит сказать? – добивался лесник.
Меня взяла злость.
– Чего вы ко мне пристали, Парамон Петрович?! И вообще, знаете что? Давайте лучше оставим этот разговор.
– Дело ваше... – Лесник начал трезветь. – Я пособить хотел. А ежели, так сказать, дело на мази было б, то и свадьбу справить. Я б посаженым отцом был. Все честь по чести... Ох, и пир бы закатил, – мечтательно протянул он, – на свой кошт, ей-ей.
– С какой же это стати на свой кошт? – без интереса спросил я.
– А так, из особого к вам рас-по-ло-же-ния, – растягивая слова, ухмыльнулся лесник. – Однако все это, как я погляжу, ерунда. – Он вздохнул и опустил голову на грудь.
Несколько минут мы молчали, слушая, как кудахчет по-куриному скворец.
– Скоро ко мне сын приедет, – снова объявил лесник, поднимая на меня мутные глаза. – Карточку его не бачили, какой он у меня?
– Нет, не видел, – ответил я равнодушно.
Хромая сильнее обычного, он пошел в дом и принес толстый альбом.
– Вот это я, еще холостой, не женатый, – начал пояснять лесник. – А это на действительной, в артиллерии довелось служить... Старшина батареи... Жонка покойная... Сынок Коля, старший... На войне его убили, в самом Берлине... Эх, какой сын был, какой сын! – Совершенно отрезвев, он медленно переворачивал тяжелые листы, называя имена, должности, степень родства. – А тут опять же я, в партизанах, когда в ноге осколок застрял.
Лежу, вроде отдыхаю... Вот дочка Анюта с внучонком... Тоже нема их, в Германию как угнали, так и не воротились... Да что вспоминать! Было семейство – нема семейства... Нема. Один остался, как сосна в чистом поле...
– А сын, Парамон Петрович? Этот, живой?
Лесник встрепенулся.
– Что ж это я раззюзюкался и выпил вроде трошки, а раззюзюкался!.. Имеется сын, имеется! – Он открыл последнюю страницу альбома. – Вот он, мой неслух, полюбуйтесь!
Я увидел молодого красивого парня, с густыми отцовскими волосами, зачесанными назад, улыбающегося и чем-то похожего на Есенина в юности. На форменной тужурке выделялись два значка – комсомольский и еще какой-то, кажется, отличного паровозника.
– Кирюшка! – сказал лесник умиляясь. – В натуре он красивше, чем тут. И жонку себе под пару мог бы выбрать, красивую, чтоб яблочко к яблочку... А выбрал черт знает что. – Он досадливо махнул рукой. – Отца не слухает, своим неразумным умом живет. В мать-упрямицу пошел, не иначе. Лицом в меня, а норовом в нее... А так хороший. И деньгу каждый месяц присылает, и одежку. Ходите сюда! – Он проковылял к гардеробу и с гордостью распахнул дверки. – Однех костюмов сколько покупил... Вроде и на что они мне в лесу? А все ж приятно, потому забота...
– На ком же ваш неслух женится? – заинтересовался я.
Лесник усмехнулся.
– Неужто не догадываетесь?
– Нет, не догадываюсь.
Он посмотрел на меня, словно только что встретил впервые. – Да на Вивейке ж!
– На Вивее?! – Я хотел еще что-то сказать, но у меня не хватило дыхания.
– Вот то-то и оно, – горестно покачал головой лесник.