Один неверный шаг

— Здравствуй, Пономарев, — небрежно кивнув, отозвался начальник цеха.

Они были ровесники: начальник цеха Сергей Александрович Королев и заливщик того же цеха Иван Иванович Пономарев. Это с его сыном подрался Павлик. «Твой папа боится моего», — вспомнил Королев. Ну, вряд ли… Пономарев не из тех.

Заливщик Пономарев с виртуозной ловкостью управлял огнедышащим ковшом, жар от расплавленного металла целую смену обвевал горячими волнами его потное тело. Если бы Королева поставить на место литейщика, он оказался бы на этом месте не менее беспомощным, чем Пономарев — в кресле начальника цеха.

Каждый из них занимал свой трудный пост, но у Королева был кабинет, а у заливщика не было, и Королев назывался руководящим работником, а заливщик — просто рабочим. И Сергею Александровичу казалось, что эта разница — в рабочем месте и в названии должности, да еще диплом инженера дает ему основание смотреть на литейщика свысока и снисходительно отвечать на его приветствие: «Здравствуй, Пономарев», — хотя они работали вместе уже около десяти лет, и за это время Королев вполне мог запомнить такое простое имя-отчество, как Иван Иванович.

Пономарев обогнал начальника цеха, и Королев снова попытался вернуться к своим мыслям, но ему уже не хотелось думать о домашних делах, надвигались другие, заводские дела и заботы. Каждый раз было так: выходя из дому, думал о чем-то личном, мысленно продолжал спорить с Таней, вспоминал рассуждения Павлика, улыбался Леночкиным чудачествам. Но по мере того как уходил от дома, мысли о своем, семейном, становились все более отрывочными и смутными, а в образовавшиеся бреши ручейками пробивались беспокойные соображения о предстоящем рабочем дне.

Другие люди, казалось, шли на работу совершенно беззаботно. До Королева долетали обрывки разговоров о новом кинофильме, о драке, затеянной вчера возле ресторана пьяными буянами, о каком-то Борьке, который больше не хочет дружить с Лариской, о Кубе, о Китае… Рядовые, обыкновенные люди могли думать и говорить о чем угодно. Человек минует проходную, встанет у станка, руки его будут привычно, механически брать детали и нажимать нужные кнопки, а все остальное станок сделает сам. Этот человек может не обременять свою голову производственными размышлениями. Легко жить, когда отвечаешь только за самого себя.

Королев не принадлежит себе. Он не должен позволять своим мыслям растекаться бесцельно во все стороны. Программа цеха сотнями отливок, тоннами металла давит ему на плечи. Сложное, капризное, многоголовое и многорукое существо — коллектив цеха, во главе которого стоит он, Сергей Александрович Королев, каждый день задает ему новые загадки, и все до единой он должен разгадать. Но сам Королев многими ниточками связан с более высоким начальством, и каждый начальник дергает за свою ниточку, хорошо, если по очереди, а то и несколько враз примутся руководить, да еще случается, что ниточки-то тянут в разные стороны — сумей тут не разорваться.

В первый год Королев на своей высокой должности (В Дубравинске начальник цеха — фигура примерно того же масштаба, что в Москве — начальник главка)… на своей высокой должности частенько попадал впросак. Он, например, по молодости полагал, что главному инженеру или директору можно ляпнуть свои соображения сходу, без всякой предварительной подготовки. Более поднаторевшие в обращении с начальством люди понимают, что такая прямолинейность служит признаком ограниченности ума. Руководящий аппарат — это как точный механизм, а недипломатичный начальник — как грубо обработанная шестерня. Попадет такая неотшлифованная, не притершаяся к другим деталям штучка — и сразу начнется шум, скрип, заедание, да как бы еще до аварии не дошло.

Королева подшлифовали, подшабрили, счистили излишний задор, употребив в качестве притирочного материала руководящие окрики и два выговора в приказе. Сергей Александрович присмирел. Он теперь не считал себя таким уже выдающимся творческим инженером, который способен открыть Америку, а если иной раз ему казалось, что он может открыть — ну, не Америку, а так, небольшой новый островок, то он сначала осторожно выяснял настроение начальства — желателен ли будет начальству этот островок.

Он теперь не говорил «Я с вами не согласен», если даже и был не согласен в душе. Он говорил: «Да, да, я считаю предложение Николая Анисимовича перспективным…» — И развивал свою мысль, объясняя, в чем именно Николай Анисимович проявил мудрость. Обильно смазав лестью самолюбие высокого начальства, Королев просил разрешения высказать «одно маленькое дополнение», и дополнение обычно принималось благосклонно, если даже шло оно вразрез с теми соображениями руководителя, которые Королев только что так горячо поддерживал и одобрял.