В Бухте Кормы вода стояла спокойная и прибой как-то лениво накатывался на скалы. Я внимательно осмотрел прибрежную полосу: не пригнало ли к берегу цианей. Нет, все в порядке.
И я поплыл к своей заветной скале.
Решил заготовить мидий побольше — печеное их мясо очень хорошо сохранялось. Чтобы удобнее было работать руками, привязал сделанный из майки мешок к поясу.
Я уже набрал полмайки ракушек, когда заметил, что и без того слабый прибой у рифов совсем прекратился. Такого не было еще ни разу. Странным мне это показалось.
Но скоро, увлеченный работой, я позабыл о прибое, заботился только о том, чтобы не порезать ноги об острые кромки раковин и чтобы течением меня не прижало к скале, острой, как битое стекло.
Все-таки самое удобное место эта Бухта Кормы. Остальные берега обрывистые и мрачные. Если строить дом, то только на том склоне сопки, где я обосновался.
Я подумал, что можно сложить стены из крупных камней, щели между ними забить мелкими, а вместо крыши натянуть брезент. В доме даже печку можно построить, и тогда не страшно перезимовать на острове.
Я уже видел свой дом, с дверью-портьерой из парусины, с дымком, поднимающимся над крышей. Рядом источник и дерево, под которым можно спасаться от жары. А поляна саранок — это плантация. Если умно действовать, можно даже разводить здесь саранки и мангыр. Кизила можно насушить хоть мешок — это витамины. Правда, зимой не полезешь в воду за мидиями, да и птиц на Форштевне, наверное, не будет, они улетят на юг… В самом деле, куда деваются чайки зимой, перелетные они птицы или нет? Если бы поймать хоть одну чайку и попробовать ее мясо! На станции говорили, что мясо чаек несъедобное — жесткое и сильно пахнет рыбой. Ну и что? Рыба тоже пахнет рыбой, а мы ее едим с удовольствием. И икра тоже пахнет рыбой… Наловить чаек, насушить на зиму мяса. Саранки можно выкапывать прямо из-под снега… А чаячье мясо не сушить, а солить. Хорошенько вымочить в морской воде, и тогда оно, наверное, не испортится…
Отдирая ракушки от камня, я случайно взглянул на небо и чуть не нырнул с головой под скалу.
Вся линия горизонта стала черно-синей, а туманная мгла перехлестнула уже середину неба и подбиралась к солнцу. В северной стороне, над уступами Правого Борта, распухала плотная синяя туча с яркими снежно-белыми краями. Она росла на глазах, выпучивая из себя тугие клубы, которые катились над берегом и опускались все ниже. На черном фоне, то падая почти до воды, то взмывая вверх, белыми призраками носились чайки. В голубом, еще незатуманенном окне неба плавилось солнце, резко освещая сопку, кусты на склонах и деревья на ее вершине. Неужели опять грохнет? Не успело просохнуть с того дождя, и вот на тебе — снова…
Надо скорее, пока не началось…
Я уже не выбирал крупные раковины, а рвал все подряд, торопливо набивая ими мешок. Тревога, разлитая в природе, передалась мне. Наполнив майку, я затянул ее сверху шнурком и только тут сообразил, что уже не плаваю вокруг скалы, а стою около нее по грудь в воде. Какой сильный сегодня отлив! Даже не пришлось плыть к берегу — я просто перешел к нему по дну, заросшему мшанками.
Бросив мешок на камни, я попрыгал и покрутил руками, отогреваясь. Потом стал выжимать трусики. Когда снова повернулся лицом к морю, увидел, что скалы у выхода из бухты стали как будто выше, а та, с которой я только что обдирал мидий, обнажилась до основания. Да и сам берег стал как будто пошире…
Я снова взглянул на небо, на горизонт, на Правые и Левые Скалы, и тут до меня дошло. Вода уходила из бухты, как будто ее что-то оттягивало в открытое море! Вон уже видна полоса полегших мокрых водорослей и камни, которых никогда не было на берегу даже во время самых сильных отливов.
Натянул на себя одежду, сунул ноги в кеды, подхватил мешок и подался к палатке. Во время своих хождений к бухте я проложил тропу по сравнительно ровным местам, и мне не приходилось сейчас ломать ноги между камнями.
Я прошел половину подъема, когда вспомнил о пленке, которой хотел закрыть дыры в палатке. Надо просто накинуть несколько кусков сверху на брезент и притянуть к колышкам шнурками.
Оставив мешок на тропе, побежал к берегу.
Отыскал в водорослях два куска полиэтилена почище и побольше, свернул их в рулоны и переметнул на шнурке через плечо.
Не успел добраться до места, где оставил мидий, как за спиной сильно чмокнуло, а потом раздался длинный всасывающий звук.
Я обернулся.
Вся Бухта Кормы была сухая, будто вода разом ушла из нее через какой-то провал. Высоко торчали щербатые зубья рифов. На дне маслянисто горбились груды водорослей, похожие на китов, выброшенных на мель. А от горизонта двигалась ко мне широкая светлая полоса.
Я как загипнотизированный смотрел на нее, и не мог понять, что это такое. Спокойная, с пологим, почти незаметным волнением ширь воды, потом как бы приподнятая над ней светлая ступень, и дальше опять спокойная ширь, уходящая во мглу.