Один из многих

Елена начинала дуться.

— По-моему, — перебила она строго, — Егор Борисович прекрасный специалист.

— Обычный индюк… — отвечал Дмитрий с досадой.

— Вы несносны сегодня! — вскрикнула она непритворно. — Разве вам так хочется со всеми ссориться?

— А вы сегодня всех защищаете, — спокойно возражал он. — У вас инстинкт такой. Вы и меня, наверное, защищали просто от скуки, а не оттого, что я прав.

Воздух плавился, вся компания наэлектризована. Офицеры поглядывали то на Дмитрия, то на Елену. Мари Карме была очень оживлена и рада, что пришла сегодня именно сюда. Только Алиса выглядела взволнованно печальной.

— Я защищаю правду… — с жаром повторяла Елена, — и в моем доме никогда не будут незаслуженно оскорблять людей!

Дмитрий прыснул:

— В твоем доме! — и его интонация была будто вопросительной. Будто это не совсем ее дом. Будто все это она получила неправильно, нечестно. Будто это упрек. Он тут же осекся. Она, кажется, поняла его и чуть не расплакалась на месте. Лицо его выразило болезненное сожаление. Меж ними происходил разговор немой, но выразительный, кажется, совершенно непонятный для остальных.

— Вы предубеждены, признайтесь… — произнесла Алиса, чтобы заполнить паузу, глядя на Кавалергардова. — На это и указывает Леночка, только и всего. Но… если честно, мне этот Кислицын тоже показался невнятным…

Дмитрий пожал плечами.

— Ладно. Я отлучусь ненадолго. Где здесь гостевая?

После этих слов, сказанных рассеянно, не глядя ни на кого, он прошел по лестнице и свернул в длинный гостевой коридор. Он ушел. Елена смотрела ему вслед.

Тем временем в зале на первом этаже стояли министры, а с ними Кардов, Комкин, Андрей Василевский и прочие. Они не знали, чем себя занять. Без Дмитрия им сделалось скучно. Анетта Степановна отлучилась в уборную. Редактор Лука Пальцев ушел искать какого-то старого знакомого. И вокруг царило полное раболепие.

Теперь Василевский беседовал украдкой с Аленой Павленковой, восемнадцатилетней помощницей сенатора. Она ему рассказывала, что занимается гимнастикой и любит Картье. Он благодушно кивал и тихо делал комплемент; а после возвращался к министрам.

Аркадий Сергеевич Ковров стоял неподвижно, и глаза его бегали как у тигровой акулы перед ударом. Он нападал на манеры Дмитрия. После Кардов с досадой оправдывался и повторял: «Где Лена? Я же за ней послал… Надеюсь, не бунтует. Откуда взялся этот повеса Кавалергардов, мне решительно неясно!»

Ковров вытянулся:

— Славно одно, что скоро в нашей стране будет меньше таких вот повес!

Фраза не была услышана посторонними.

— Вы имеете в виду… — боязливо оглянулся Кардов.

— Конечно! А вы не знаете? — самодовольно отвечал старик.

— Слышал по долгу службы. Но сам, как понимаете, не касался.

— Что ж, Алексей, — многозначительно взглянул дипломат, — все всё понимают.

— Верно, верно, — бесстрастно отозвался хозяин дома.

Это был один из многих вечеров — 23 февраля 2022 года. И вокруг царило светское московское веселье.

Наконец, с видом святого понтифика вступил Золотарев:

— А вам бы лучше приглядеться к этому юнцу, Алексей Юрьевич, — прошипел он, — дело ведь, сами знаете, молодое. Надо бы его отдалить от вашего дома… Тут и до греха недалеко.

Кардов неприятно поморщился, и в голове своей дал министру финансов кулаком в зубы, но в реальности только потер руку.

— Учту… — отвечал он.

Слышавший все это Комкин начал живенько шутить и сам же смеяться своим шуточкам. Его щеки вибрировали от задорного старческого смеха. Волосы на его макушке растрепались. Он подталкивал товарищей в бока, пока самый молодой из министров, Борвинский, уткнувшись в носовой платочек, презрительно не обратился к нему:

— Что же вы все время веселитесь, Леон Соломонович? Как вам удается при вашем положении?

Другие министры самодовольно потянулись. Кардов нахмурился. А Комкин твердо, без притворства, взглянул теперь на Борвинского и, положив ему руку на плечо, сжал ее так, что у того дыхание сперло. Не шутовство теперь было у старика на уме, а нечто совсем иное.

— К такой работе, как у нас, нельзя относиться серьезно, иначе можно сойти с ума. Мы ведь, бывает, такое делаем… — выразил он хриплым голосом, — и такое еще можем сделать с вами…

От его вида мурашки побежали у Борвинского; и сам он начал смеяться и шутить, поглаживая лацкан фрака. После и Комкин вернулся к привычной манере. Далее продолжался бессодержательный диалог, который мы оставим.

Глава 6

Дмитрий прогуливался по просторным коридорам. Множество дверей уходило по обе стороны. Идя без цели, он невольно представлял, как здесь живут супруги, как они передвигаются по огромному дому; что делают тут и там в обычной повседневности. Это его взволновало. И потому, стремясь победить волнение шагами, он не заметил, как прошел в отдаленное крыло, где не было прислуги. Два поворота назад миновали красные стоп-ленты.

Казалось, он свободно может открывать двери, и действительно, одна из них была не заперта. Музыки слышно не было; стояла тишина. И свет был несколько приглушенный, не яркий, как в гостевых коридорах.