Один-единственный

Рано утром, когда Изабель спускалась из своей спальни, Ив поджидал ее внизу винтовой лестницы. Одетый в повседневную ливрею, он держался, как всегда, чрезвычайно прямо, ни на секунду не забывая о высоте своего положения. Редкие, гладко прилизанные светло-каштановые волосы подчеркивали привычно хмурое выражение его узкого лица. Изабель вздохнула. «Бедняга Ив, — подумала она. — Как это печально быть старым и никого на свете не любить!»

— Стол к завтраку накрыт в зимнем саду, — с явным превосходством произнес дворецкий. — Нет ли у мадемуазель особых приказаний?

Изабель покачала своей темноволосой головкой и наградила слугу улыбкой. Что такое случилось с ним? Бог свидетель, он всегда был мрачным типом, но теперь он смотрит на нее как будто...

Смешно. Он просто не может знать. Уж если старик не догадался ни о чем вчера, когда все улики без труда читались в ее глазах и на губах, то теперь-то уж ему нипочем не докопаться!

— Нет, Ив, ничего. — Изабель нахмурилась, заметив, что он упорно не желает улыбнуться в ответ. — Разве что кофе и дыню.

— Ваш покорный слуга. — Ив поклонился и вышел из комнаты.

Должно быть, он прямо-таки родился с этой формулой почтительности на устах! Что ж, пускай предается своим мрачным и скучным мыслям. У Изабель было много приятных тем для обдумывания, и она весело побежала в зимний сад, где был красиво сервирован роскошный шведский стол. Над ним потрудился целый отряд шустрых молоденьких горничных с хорошенькими, но такими еще пустыми головками. Не далее как вчера и сама Изабель была на них похожа: так же беззаботно смеялась и время от времени задавалась вопросом о том, какой жребий вытащила ей судьба, зажав его в своей ладони.

Но сегодня она уже знает сама!

Сегодня ей известно наверняка, что главной фигурой в ее жизни будет Эрик Малро и их обоюдное счастье окажется вечным и безграничным.

— Значит, сплетничаешь? — Неизбывный ирландский акцент Мэксин Нисом усилился от возмущения. Она строго поглядела на эту Немезиду в обличье дворецкого. — Да как ты смеешь болтать всякую чепуху о моей девочке?!

Однако Ив даже не моргнул под ее суровым взором, и от этого Мэксин занервничала гораздо сильнее, чем от слов старого лакея. Боже Всевышний, да может ли это быть правдой?

— Сын Оноре Малро, — повторил он так уверенно, что поколебалась даже суровая гувернантка. — Я сам видел их в саду. Своими собственными глазами.

— Чепуха какая! — звонко щелкнув пальцами, отрезала ирландка, — В этот жуткий октябрьский холод? Ни за что не поверю!

Еще бы! Ведь первый опыт ее любимой девочки должен был прийти во время свадебной ночи, в прекрасной опочивальне, которую украсит сама Мэксин своими руками. Она жила с этим семейством с момента рождения их первой дочери, Джулианы. И, Бог даст, останется с воспитанницами до самого последнего своего вздоха.

Бедные девочки. Обе они так хрупки и беззащитны. Так заброшены. Их мать была весьма легкомысленной особой, гораздо более увлеченной балами, чем заботой о собственных детях и мыслями об их благополучии.

— Я знаю, никто не сумеет позаботиться о них лучше тебя, Мэксин, — однажды сказала хозяйка, целуя обеих укладывавшихся спать малюток. (Она торопилась успеть к очередному котильону.)

Сама Мэксин была в то время еще совсем молодой женщиной, не успевшей даже пережить период собственных увлечений. В тот вечер будто холодные пальцы ужаса пробежали вдоль ее позвоночника. Ведь с этими беззаботными словами мать передала в ее руки, словно какие-нибудь четки, с которыми она молилась перед сном, жизни двух беспомощных созданий!

Ирландка распрямила плечи и немедленно ощутила резкую боль в шейных позвонках — несомненный признак того, что ее молодость давным-давно прошла и старость уже потирает руки, готовясь принять ее в свои холодные объятия. И все же Мэксин не о чем было сожалеть. Она прожила достойную жизнь и всегда честно выполняла свою работу. Она любила девочек всей душой. Бог простит ей, что Изабель занимала немного большую часть в ее сердце, чем старшая принцесса. Но Джулиана была выдержанной и послушной девочкой, у нее и так все будет хорошо.

А вот Изабель... Ею владели эмоции столь же огненные, как и ее темные очи, и, по мере того как Ив продолжал свой рассказ, гувернантка понимала, что его слова вполне могли оказаться правдой.

— Я видел мадемуазель прошлой ночью своими собственными глазами, — холодно и спокойно, как всегда, повторил Ив. — У нее на платье, сзади, были пятна от травы, а на лице такая улыбка, которая могла означать только одно.

Мэксин выпрямилась во весь рост и пристально взглянула в лицо чванливому дворецкому.

— Совпадение, — произнесла она таким тоном, будто сама верила в совпадения. — И ты очень меня обяжешь, если оставишь свои гнусные домыслы при себе. — Тут она снизила тон и склонилась совсем близко к Иву. — Скажи только слово об этих глупых подозрениях кому-нибудь из слуг, и я тебе башку оторву.

— Я никогда не сплетничаю с прислугой, мадам, — презрительно фыркнув, ответствовал старик. — Я просто говорю правду.