Я сейчас примерно в 2750 году до нашей эры, а значит во временах Древнего царства. Чуть позже вазочек, кружек и игрушек будут класть еще больше. В завершение процесса к могиле подходил жрец, произносил заклинание и прикасался к саркофагу ритуальной киркой. Это, как верили египтяне, оживляло мумию, позволяя ей дышать и говорить в загробной жизни. А заботливо положенные в саркофаги полезные вещи развлекали и служили после жизни. Учитывая, что гулял я по захоронению обычных рабочих, на роскошь фараонов и знати рассчитывать глупо. Но было бы здорово, если бы кто-то решил, что в загробной жизни кому-то понадобится электрический перфоратор высокой мощности. Или автоматический таран с динамитной шашкой. Так проблема с выходом из запертой гробницы решилась бы сама собой.
А пока пришлось тешить себя мыслью, что прощались, соблюдая минимальные почести, даже с обычными жителями. Это само по себе приятно, но в моей ситуации означало отсутствие золота и драгоценностей, которые клали в могилы египтян побогаче, а вместе с этим сооружали ловушки, тайные ходы и самообрушающиеся потолки, чтобы шальной мародер вместо того, чтобы вынести у погибших добро, присоединился к ним в загробной жизни. Одну из сокровищниц Хуфу в гробнице нашли лишь в 1925 году. Да и то только потому, что штатив фотографа провалился в щель между маскировочными блоками. До этого сокровища на протяжении веков прятались от тысяч любителей легкой наживы.
У меня аппетиты поскромнее. Золота и драгоценностей мне не надо. Достаточно глотка свежего воздуха и минимального количества желающих моей крови людей. И от стаканчика пива не откажусь – в отличие от мяса неандертальцев, знакомство с лакомствами Древнего Египта ограничилось лишь ставящим под угрозу всю операцию, но таки безобидным инцидентом. С такими мыслями я и ковылял по пещере, коварно заманившей меня в ловушку в течение пары долгих часов. Не таких долгих, как очередь на почте, где вы вечность ждали очередь и, когда наконец подошли к окошку, кассирша ушла на пять минут и не возвращается уже четыре года. Но все же достаточно долгих, чтобы торжественно поклясться себе не делать вещи, которые очень хочется сделать. И уж тем более не делать вещи, которые не хочется делать. Где-то там, в тоненькой серой полоске посередине, мне и нужно искать хорошие идеи. А не забредать в первую попавшуюся дверь как идиот.
К счастью, все закончилось также внезапно, как и началось. И второй день рождения ожидал между мыслями о подкопе с использованием пивной кружки и размышлениями о том, что если уж и умирать, то красиво – стоит написать на табличке спойлеры к будущему и сесть у входа на стульчике в красивой позе. Археолог, который через пару тысяч лет меня найдет, станет седым вне зависимости от возраста. Но на деньги, вырученные от знаний, спокойно купит завод по производству волос. Ну а что до гробницы, в ней само собой оказался потайной укрепленный выход. Египтяне были повернуты на коридорчиках, ложных коридорчиках, тупиках и тупиково-ложных коридорчиках. До нужной двери я добрался, минуя пару ложных коридоров, вырезанных в стенах. Египтяне верили, что души загробного мира периодически будут через них заходить на огонек в мир обычный.
Выход оказался в конце сорокаметрового зала. И от ложных его отличало отсутствие рисунков и резьбы. А главное – свежий ветерок из миллиметрового проема снизу. Вспоминая любимые сцены боевиков, я, окрыленный успехом, разогнался и хорошенько приложился к двери плечом с разбега. И почувствовал то, что чувствует каждый человек, просыпаясь в понедельник утром за полчаса до работы, – нестерпимую боль с чувством безысходности и унижения. Но не важно, сколько раз ты падаешь, важно, сколько раз поднимаешься. Поэтому я закономерно решил больше никогда не вставать. Вставание – процесс, который никого не доводил до хорошего. Вставая, люди идут на нелюбимую работу, мучаются и страдают. Лежать безопасно, спокойно и что самое главное – не больно. И что бы вы думали? Спустя пару секунд после принятия обета вечного лежания он спас мне жизнь!