Один день

— Всего лишь глупая детская книжка.

— Нет, серьезно. Я так тобой горжусь. Я, конечно, не тринадцатилетняя девочка, но ты не представляешь, как я смеялся. Прочел в один присест от корки до корки. А ведь ты имеешь дело с человеком, который уже пятнадцать лет не может дочитать «Говардс-Уэй».

— Ты хотел сказать «Говардс-Энд». «Говардс-Уэй» — это совсем другое.[55]

— Неважно. Я раньше ни одну книгу не прочитывал за один раз.

— Ну, шрифт там довольно крупный.

— И это мне больше всего понравилось, кстати. И картинки. Эти картинки просто умора, Эм. Я и не знал, что ты умеешь рисовать.

— Что ж, спасибо…

— И книга очень интересная и смешная. Я так горжусь тобой, Эм. Вообще-то… — он достал ручку из кармана, — я хочу, чтобы ты ее для меня подписала.

— Не говори глупости.

— Нет, правда. Ты же… — Он перевернул книгу и зачитал фрагмент текста с задней сторонки обложки: — «Самый увлекательный детский автор со времен Роальда Даля».

— Так сказала девятилетняя племянница издателя, — заметила Эмма. Он ткнул ее ручкой. — Не буду я подписывать, Декс.

— Брось. Я настаиваю. — Он встал и сделал вид, что ему нужно в туалет. — Я тут книжку оставлю, а ты пока что-нибудь напиши. Что-нибудь от себя, и поставь сегодняшнюю дату — вдруг ты круто прославишься, а мне будут нужны деньги.

Декстер стоял в маленькой зловонной комнате и думал, как долго еще сможет притворяться. Рано или поздно настанет момент, когда они должны будут поговорить; нельзя же вечно ходить вокруг да около, когда дело такое важное. Он спустил воду для достоверности, вымыл руки и взъерошил мокрыми руками волосы, а затем вышел на улицу. Эмма как раз закрывала книгу. Он хотел было прочесть, что она написала, но Эмма накрыла ладонью обложку:

— Без меня, пожалуйста.

Он сел и убрал книгу в сумку, а Эмма облокотилась на стол, всем своим видом показывая, что пора вернуться к делу.

— Не могу не спросить. Как ты?

— О, потрясающе. Бракоразводный процесс закончится к сентябрю, как раз к годовщине свадьбы. Целых два года в женатом раю.

— Вы разговариваете?

— Только при необходимости. То есть мы уже прекратили орать друг на друга и швыряться предметами — теперь только «да, нет, здрасьте, до свидания». Впрочем, когда мы были женаты, общение тоже, в общем-то, этим и ограничивалось. Ты слышала, что они переехали к Кэллуму? В этот его идиотский особняк в Поттерс-Бар, куда мы в свое время ходили на званые ужины…

— Да, слышала.

Он резко поднял глаза:

— От кого? От Кэллума?

— Нет, конечно. Просто… от знакомых.

— От знакомых, которым меня жалко.

— Не жалко. Они просто за тебя волнуются. — Декстер с отвращением поморщил нос. — В этом нет ничего плохого, Декс, что люди волнуются о тебе. А ты говорил с Кэллумом?

— Нет. Но он не сдается. Все время звонит мне, оставляет сообщения на автоответчике, как ни в чем ни бывало. «Ну ладно, приятель! Звякни нам как-нибудь!» Предлагает сходить выпить по пиву и все обсудить. А что, может, я и схожу. Фактически он должен мне зарплату за три недели.

— А ты пока не нашел работу?

— Да нет. Мы сдаем этот чертов дом в Ричмонде и мою квартиру — этим и живу. — Он допил остатки кофе и устремил взор на канал. — Не знаю, Эм. Полтора года назад у меня была семья, карьера — ну, не то чтобы карьера, но перспективы. Мне до сих пор работу предлагают. Микроавтобус, чудесный маленький домик в Суррее…

— Ты же его ненавидел.

— Не ненавидел.

— И микроавтобус тоже.

— Ну да, ненавидел, но это же было мое! А тут вдруг очутился в конуре в Килберне с половиной свадебных подарков, и… ничего у меня не осталось. Лишь я и хренова туча кастрюль. Жизнь кончена.

— Знаешь, что тебе надо сделать?

— Что?

— Может… — Она сделала глубокий вздох и взяла его за руку. — Может, тебе попросить Кэллума снова взять тебя на работу? — Он округлил глаза и отдернул руку. — Да шучу я! Шучу! — Эмма рассмеялась.

— Что ж, я рад, что крушение моей семейной жизни тебя так забавляет, Эм.

— Меня это вовсе не забавляет. Просто мне кажется, что не стоит так драматизировать.

— Я не драматизирую, а просто говорю тебе как есть.

— Жизнь кончена?

— Я имею в виду… Не знаю. Просто… — Он снова посмотрел на воду и театрально вздохнул. — Когда я был моложе, мне казалось, что нет ничего невозможного. А теперь кажется, что я уже ничего не могу.

Эмма, в жизни которой все было наоборот, просто ответила:

— Не так все плохо, как тебе кажется.

— По-твоему, есть в этом и что-то хорошее? Когда твоя жена уходит к лучшему другу?

— На самом деле Кэллум не был твоим лучшим другом. Вы же несколько лет не общались. Я просто хочу сказать… Ну, прежде всего, ты живешь вовсе не в конуре в Килберне, а в совершенно нормальной двухкомнатной квартире в Вест-Хэмпстеде. Да я бы убила за такую квартиру. И все равно это временно, пока твоя старая квартира не освободится.

— Но через две недели мне исполнится тридцать семь! Обо мне уже почти можно сказать — он в возрасте!