Один

Еще издали увидел, что чайки, как всегда, сидели на камнях, но, когда я подошел к осыпи, они всполошились и тучей поднялись со скал. Раньше они взлетали только тогда, когда я добирался до верхнего края завала.

Узнали! А говорят, у птиц нет памяти.

Они орали и резали воздух вокруг меня и теперь осмелели настолько, что пикировали прямо мне на голову. Отмахиваясь от самых отчаянных, я торопливо натянул на лук тетиву и приготовил стрелу. Но стрелять оказалось не в кого. Они только на секунду присаживались на камни и снова, коротко разбежавшись, взлетали, непрерывно крича и хлопая крыльями. Будто все гнездовье сошло с ума и не успокоится, пока я не уберусь отсюда.

Ну уж нет! Я не собираюсь подыхать с голоду!

Не обращая внимания на то, что они лупили меня крыльями и на лету обливали меня пометом, я полез наверх. Какой это был путь! В самом плохом сне мне никогда не привиделось бы такое. Но я решил довести дело до конца.

Наверное, они боятся моих движений.

Добравшись до ровного места наверху, я присел на корточки. Минут через пять они действительно успокоились и стали опускаться на скалы — сначала на дальние, а потом все ближе и ближе. Вот две опустились шагах в десяти, сложили крылья и, повернув головы в мою сторону, застыли в напряжении. Я стал осторожно поднимать лук. Они внимательно следили за мной. Но едва я натянул тетиву и прицелился, они заорали как сумасшедшие и рванули вверх.

Несколько раз повторялась эта игра. Затаивался я, и через минуту успокаивались они. Однако достаточно было шевельнуть луком, как весь уступ взрывался стоном и плачем и все снова начинало кружиться бешеной каруселью. Неужели они знакомы с оружием и знают повадки человека? Но почему тогда, в прошлый раз, они подпускали меня совсем близко?

Через полчаса я понял, что никакой охоты не получится.

Выпустил две стрелы наугад, в гущу летающих, и, конечно, без толку. Маневренность у них была просто сумасшедшая.

Два дня потратить на лук, стрелы и все приготовления — и все напрасно… Лучше бы ловил мидий.

И тут я увидел цыпленка.

Он сидел в углублении скалы, неподвижный, светло-коричневый, похожий на камень и потому почти незаметный на фоне помета, покрывавшего все кругом.

Отшвырнув лук и стрелы, я бросился к нему и сразу же увидел еще двух.

Мне никогда не приходилось убивать птиц и зверей. Я не охотник и не понимаю тех, которые радуются удачному выстрелу или добыче, попавшей в капкан. Разве можно радоваться чьей-то гибели? Ведь то существо, которое убивают, оно же тоже чувствует, тоже борется за жизнь, у него, как и у всех, есть удачные и неудачные дни, оно так же радуется солнцу, свободе, простору. И вдруг приходит человек, здоровый, сытый, вооруженный своей хитростью и своей техникой, от которой практически невозможно спастись, гонится за ним, не виноватым ни в чем, и в конце концов делает его мертвым. Часто просто ради того, чтобы развлечься или похвастать перед другими удачным выстрелом. Разве это не глупо? Говорят, охота — это вид спорта. Если это правда, то это самый жестокий вид спорта. Интересно: как бы чувствовал себя охотник, если бы его вдруг выгнали из дому и шли по его следу, не давая передохнуть, выпуская на него собак, подстерегая его в засадах? Нет, я даже собаку или кошку ни разу в жизни не ударил.

Был первый порыв, когда я хотел схватить цыпленка. Он слабо пискнул и дернулся от меня, и у меня сразу же опустились руки. Я смотрел на него, такого слабого, пухового, беспомощного, и не мог представить, как бы я его смог съесть. Нет, нет, лучше мидии и саранки, только не это…

Подобрав лук и стрелы, я начал спускаться вниз по осыпи.

Запаса мидий у меня еще хватало на несколько дней.

Эх, найти бы гигантских мидий Грэйэна, которых я видел в музее нашей станции и которые пригрезились мне в бреду. Они бывают по полтора и по два килограмма весом, и мяса в них в каждой по двести граммов! Но кажется, на моем побережье они не водятся.

Свободный день

По моему календарю шло воскресенье, тридцать третий день жизни на острове.

Больше месяца!

Я решил в этот день вообще ничего не делать. С утра только сходил к роднику, умылся и перенес кое-что на катер из палатки. Найденную в шкафчике кружку до блеска надраил песочком и вскипятил в ней чай из шиповника. Огонь раскладывал прямо на железном полу каюты, справа от двери. Когда дверь была открыта, дым через дырку иллюминатора хорошо вытягивало наружу и в каюте можно было дышать.