Один

Никогда я не думал, что иголка может стать такой дорогой вещью для человека! И вообще здесь, на острове, я узнал настоящую цену многим мелким вещам, которых совсем не замечал там, на материке.

Что самое главное для человека на земле?

Знать и уметь.

Знать, как делается та или другая вещь, и уметь ее сделать. И чем больше человек знает и умеет, тем легче найти ему выход из самого трудного положения и тем ценнее он сам для других людей.

Прав был отец: у настоящего человека должны быть хорошая голова и хорошие руки.

Как часто я злился на себя, что дома иногда столько времени тратил на всякую ерунду. Из-за этого теперь вот приходится заново изобретать самые простые и необходимые вещи.

Лучина моя догорела и погасла, в камине покрывались летучим пеплом угли. Я развесил одежду на спинке кровати и натянул на себя кусок матраца.

Завтра попытаюсь сделать шило, попробую шить, а после обеда пойду складывать камин в зимнем доме…

* * *

— Вставай! Слышишь? Эй ты, дружище, вставай!

Кто-то сильно берет меня за плечо и встряхивает. Я с трудом открываю глаза.

Надо мной, заслоняя все, навис кто-то огромный, черный.

— Давай, давай, друг, побыстрее!

Я вскакиваю и от слабости опять сажусь на кровать. В голове гул, похожий на накаты волны на берег. В глазах то темно, то светло. Ничего не понимаю.

— Ну что, очнулся? — спрашивает человек. — А ну-ка, давай ближе к свету.

Я начинаю видеть его целиком.

Это моряк в черном бушлате, застегнутом на все пуговицы, в черной морской фуражке с маленьким лаковым козырьком и золотым крабом на тулье. На шее у него висит короткий автомат с широкой изогнутой кассетой.

— Поднимайся давай, что ли! — говорит моряк. — Долго мне с тобой тут возиться?

И только сейчас до меня доходит: НАШЛИ!

Я встаю наконец и рывком оказываюсь рядом с моряком.

Я ничего не могу сказать. Горло стянуло длинной судорогой. Обеими руками я хватаю рукав морской куртки: мне так хочется потрогать этого человека, ощутить его тепло, поверить, что это не сон.

Он перебрасывает автомат за спину и тоже хватает меня за руки, будто я хочу убежать.

— Ты что здесь делаешь? Откуда ты взялся? Кто ты?

— Станция… — говорю и не узнаю своего голоса.

— Какая станция? — тискает меня своими лапами моряк.

— Сейчас… — говорю я. — Сейчас…

Мне никак не собрать мысли в голове.

Все кружится, падает куда-то вбок, меня начинает поташнивать.

— Ты что? Что с тобой? Ну-ну, пацан, держись!

Он вытаскивает меня из каюты на палубу.

Я вижу еще троих моряков на берегу. Они тоже в черных бушлатах, в фуражках и с автоматами. Стоят у кормы.

— Вот он, тот, который дымил! — кричит мой моряк и встряхивает меня за плечи.

— А ну, давай его сюда, вниз! — кричат те.

— Ты кто, парень? — снова спрашивает меня моряк.

— Бараш… — говорю я. — Я Саша Бараш. С океанологической станции.

Трое взбираются на палубу.

— Старшина, — говорит один из них моему моряку. — Это, наверное, тот самый… Помните, который утонул?

— Ты утонул, что ли? — спрашивает меня старшина.

— Ничего я не утонул… — говорю я, и вдруг весь мир мутнеет вокруг. Я задыхаюсь. Я ничего не могу объяснить в двух словах.

Старшина расстегивает бушлат, достает из внутреннего кармана записную книжку, перелистывает ее.

— Бараш… Александр Бараш. Ага, вот… Верно, нам сообщали со станции, что ты утонул. Владимир Бараш сообщал. Это твой отец, что ли? Семнадцатого июля. А ты — вот он… Ну и дела! — Он смотрит на меня широко раскрытыми удивленными глазами. — Так ты, значит, что… два месяца на этом острове? Как же это ты? Как жил здесь?

— Доплыл… — говорю я.

— А огонь, спички? — спрашивает другой. Они все четверо стоят вокруг меня. — Это ты разжигал костры? Мы несколько раз видели дым на острове.

— Не было у меня спичек… — говорю я и взглядываю в сторону бухты Кормы.

Там, у Левых скал, на легкой волне качается серый военный катер. На его корме то разворачивается, то опадает зеленое полотнище флага пограничной охраны. Иногда в левом верхнем углу полотнища вспыхивает красный прямоугольник с белыми лучами и звездой в центре.

В голове остановилась, звенит только одна мысль: НАШЛИ!

Я не могу сейчас ничего говорить, ничего объяснять.

Я просто ослаб от того, что происходит.

МЕНЯ НАШЛИ. НАШЛИ НАКОНЕЦ!

А ОТЕЦ ДУМАЛ, ЧТО Я УТОНУЛ.

ДЛЯ НЕГО Я УЖЕ ДВА МЕСЯЦА НЕ ЖИВУ НА СВЕТЕ!

ПОЧЕМУ ТАК?..

— Давайте, ребята, на борт! — командует старшина своим. Потом он поворачивает голову ко мне и улыбается совсем как мальчишка.

— Ну, собирайся, дружище. Пойдем.