Один

Вот еще шагов пять-шесть - и я окажусь совсем близко от <своего>. Потом надо неожиданно вскочить, перепрыгнуть эти здоровенные камни, подбежать к нему и...

Эти пять-шесть шагов я прополз как уж. Подняв голову над камнями, я увидел <своего> чуть ли не рядом. Шерсть его маслянисто блестела под солнцем, и он как раз поворачивался брюхом ко мне, смешно помогая себе ластом.

Тут все мысли у меня разом исчезли, осталось только одно: надо очень быстро и точно.

Еще полшага... еще чуть-чуть...

Я рывком вскочил на ноги, перелетел через камни, в два прыжка оказался рядом с ним и с широкого замаха опустил ему булыжник на голову.

Что произошло дальше, я так и не понял.

Рука с булыжником только скользнула по тугой шерсти, и пальцы онемели от удара о камни. В следующий миг обе ноги мои подсекло ответным ударом и я покатился по гальке. В глазах мелькнул склон сопки, Форштевень, солнце, и какое-то влажное, упругое тело перевалилось через меня и с плеском ухнуло в воду. Корчась от боли в руке, я с трудом поднялся на колени и увидел пустую отмель, а в море, то ныряя, то снова показываясь на поверхности, уплывало от берега пять черных спин...

Некоторое время я сидел на берегу, оглушенный неудачей и болью. Я так навернул рукой в гальку, что чуть не расплющил суставы пальцев. Кожа на сгибах была сорвана, боль ломила всю кисть до запястья, но крови не было.

Ну и верткие твари эти самые котики! И как только он успел уклониться от удара? А силища-то какая: одним движением сбил меня с ног! Как будто бревном ударил.

Вот тебе и охота, вот тебе и шкуры, и мясо. Эх, надо бы его не камнем, а ножом...

Растерев пальцы, я встал и побрел дальше по берегу.

Но теперь я знал, что котики, или каланы, или как их там еще называют, заплывают на мой остров.

К вечеру у меня было четыре доски, которые я поднял выше линии прибоя. Пускай полежат там дня три, пока не подсохнут и не станут полегче, потом перетащу их к источнику. Я решил просто волочить их по камням, потому что взбираться по склону сопки с такой тяжестью не смог бы даже взрослый.

Пока доски подсыхали на берегу, я начал подыскивать плоские камни для стен и кровли. Вспомнил, что на западном склоне сопки, когда я второй раз взбирался к вершине, попадалось много каменных плиток, похожих на сланец и торчащих из земли наподобие ступеней. Наверное, там есть и такие, которые легко будет спустить к источнику.

На второй день после охоты на котиков я полез на этот склон. Там росли густые кусты шиповника и стояли низкие лиственницы. И было очень много воды: она сочилась из щелей между плитами. И здесь неожиданно я нашел грибы. Сколько раз лазал сюда за сучьями - никаких грибов не было. А тут в одном месте наткнулся на огромное семейство. Большие, в мою ладонь, они стояли на сухих полянках.

Ну, грузди-то я знал отлично! Сколько раз с отцом я ходил в тайгу только ради того, чтобы засолить на зиму ведро-два этих чудесных грибов! Со сметаной я один мог их съесть целую тарелку. Голубоватые, сочные, они вкусно похрустывали на зубах и никогда не надоедали. Когда я их увидел на своей сопке, я чуть с ума не сошел. Содрал с себя, майку, сделал мешок и за пятнадцать минут набрал полный. А кругом их еще оставалось видимо-невидимо. Наверное, началось их время, вот они и полезли из земли.

Я был так голоден, что сразу же забыл о камнях и помчался вниз, к катеру со своей добычей.

Я никогда не слышал, чтобы грузди отваривали. Их засаливают, хорошенько вымочив в воде. Но я решил наварить груздей. Не все ли равно, в каком виде их есть! Если можно соленые, то, наверное, можно и вареные.

Огонь в каюте катера у меня всегда был: я аккуратно сгребал киркой горячие угли в кучку и присыпал их сверху золой. Так они сохраняли жар целый день. Потом нужно было только подбросить сухих щепочек и раздуть, чтобы они загорелись.

Набрав воды во все имеющиеся у меня бутылки, банки и кружку, я очистил от земли ножки и положил грузди отмокать в кружку. У этих грибов очень едкий и горький сок, нужно было, чтобы он вышел. Обычно мы с отцом оставляли их замоченными на ночь, а утром сливали желтоватую воду, еще раз промывали и принимались солить. Укладывали шляпки слоями на дно ведра, посыпали солью, накладывали еще слой, снова присаливали и так до самого верха. Затем придавливали всю массу большой тарелкой, ставили на нее какой-нибудь груз, чтобы грибы оставались спрессованными, накрывали ведро тряпочкой и задвигали в какой-нибудь прохладный угол. Через месяц они дозревали, и дух от ведра шел такой, что хотелось поскорее его открыть.

Мне некогда было ждать месяц. Я бы, наверное, свихнулся, ожидая столько времени. Поэтому лучше варить.