Один

Фригг, выслушав цветок, который, выполнив миссию, тут же съежился и осыпался пылью, не заплакала, как сделала бы, даже если бы порвала старое платье. Отряхнула пылинки цветка с ладоней. Сжала губы. По другому взглянула на Альфхейм. Умом понимала, но сердце рвалось под ясное сияние Асгарда. Представила себя в грубой холщовой рубахе, в юбке, замызганной грязью. Представила, что кого-то из неотесанных ванов придется выбирать в мужья. Злая гримаса исказила черты Фригг:

– Ну, что ж, значит, теперь я знаю правду. Но, – подняла Фригг руку, – клянусь, что больше никто о ней не узнает! – и пришпорила лошадь, торопясь вернуться в Асгард засветло.

Локи проводил Фригг хищным взглядом: воспользоваться тайной он, конечно, не посмеет. Но теперь вряд ли и гордая красавица осмелится быть такой недотрогой. Локи отступил в темноту пещеры. Далеко обходя озеро, спустился еще ниже: в стране цвергов у Локи еще оставались кое-какие делишки, о которых даже правдивый лотос не знал.

А Фригг, враз постарев, выделила из толпы обожателей Одина: лишь он мог заставить забыть Асгард правду о происхождении богини Фригг.

– Фригг! Богиня! – вновь позвали море и ветер. Фригг шагнула ливню навстречу: многое из того, что напророчествовал золотой лотос юной богине, сбылось. Не хотелось думать, что сбудется остальное.

– Один! – выдохнула Фригг. Великий ас ткнулся в мокрое от слез и дождя лицо жены, прижал левой рукой, обхватив спину.

– Не уходи, – попросил. – Не теряйся, Фригг, больше, слышишь?

Богиня всхлипнула, словно девчонка. Кивнула согласно.

ВАНЫ

Впереди, отделенный от Миргарда пеленой густых туманов, простирался Альфхейм – земля ванов и цвергов.

Серебристые рощицы и блестящие молодой поросолью, словно выделанная шкурка пушного зверя, ухоженные поля окружали добротные приземистые усадьбы.

– Осторожнее, Скади!

Богиня бросилась ничком на землю: острый обломок бычьей кости врезался в ствол с такой силой, что пробил кору. Ньёрд резко оттолкнул жену, чуть не переломав лыжи. Выхватил из-за пояса кинжал, но противник не появлялся. Да, впрочем, то был лишь объедок со стола асов: валькирии, ленясь убирать мусор, попросту швыряли наполненные корзины в пространство. Крупные кости и пустые бочонки разлетались по соседним мирам. Но, как не сердились ваны, Вальгалла лишь презрительно морщилась, стоило напомнить о законах соседства.

– Опять? – Скади, сдернув с руки варежку, провела по лбу мужа, разглаживая морщины. Ньёрд давно точил зуб на обитателей верхнего мира, и женщина опасалась, что когда-нибудь ван решится на отчаянный поступок.

– Послушай, – уговаривала Скади, пока они скользили по утоптанной полосе к усадьбе, – стоит ли портить нервы из-за гнилого огрызка?

– Я видел: рыжая деваха хохотала, любуясь сверху, как чуть не убила тебя, – сумрачно ответил Ньёрд. Густые брови, льня друг к другу, слились мохнатыми гусеницами над переносицей.

– А ты даже рассмотрел, что валькирия рыжая? – шутливо пихнула Скади мужа в спину. Тот, не ожидавший удара, не успел затормозить и покатился по склону вниз, нелепо размахивая лыжными палками.

Короткие лыжи, подбитые снизу для большей устойчивости и скорости мехом, для виражей мало подходили. Ньёрд, раз и два безуспешно попытавшись упереться в снег палкой, покатился к подножию. Скади изящно нырнула со склона следом. Крутнулась, развернувшись к барахтающемуся в снегу Ньёрду.

– Вот теперь будешь знать, как заглядываться на чужих девок!

Ньёрд, сидя, отряхивал с меховой куртки снег. Неуловимым движением подсек Скади:

– Ах, так! Тогда держись, маленькая разбойница.

И парочка покатилась, зарываясь в рыхлый снег.

– Отпусти, ненормальный, – Скади шутливо колотила мужа по спине и груди кулачком. Добавила серьезно: – Отпусти, Ньёрд, слышишь?

Что-то в тоне жены заставило Ньёрда послушно разжать замок, выпуская женщину из объятий. Скади, зажав в зубах костяную заколку, прибрала под капюшон куртки волосы.

Ньёрд выжидал: не так уж его молодая жена безрассудна, чтобы, когда сошел снег и в поле столько работы, предложить без повода прокатиться на лыжах. В горах еще лежал снег, неохотно подтаивая и сходя вниз, в долину, мутным потоком. Реки раздулись, прорвавшись через лед. И даже в воздухе чувствовалась свежая сладость, как бывает в марте.

От езды и гонки Скади раскраснелась. Распущенные волосы легким облаком, каштановым у кожи головы и светло-рыжие на концах, пылали среди белизны – Скади походила на лисицу, дразнящую свору борзых.

Ньёрд оказался прав. Скади, отряхивая с варежек снег, подняла лицо.

– Ньёрд, скажи, почему асы нас так не любят?

Ван смешался. Скади, огненно-рыжую девчонку, он увидел как-то, когда охотники проезжали через маленькое горное селенье. Хижины, по кровлю спрятавшиеся после ночного снегопада, сонно дремали. На стук охотников лишь старухи высовывали носы, чтобы тут же перед ванами захлопнуть двери. Ньёрд с товарищами, хоть изрядно вымокли, провалившись в ненадежный овраг, поджидавший, засыпанный снегом, хотели уже стронуть лошадей, когда Ньёрд обернулся на звонкий голос.