Каждое утро, в шесть часов, к нам в палату заходил главный врач в сопровождении практикантов. Он показывал им мои селезенку и печень: по его мнению, состояние этих органов свидетельствовало о том, что я страдаю перемежающейся лихорадкой, которую подхватил в какой-то нездоровой местности. Чтобы угодить доктору, пришлось выдумать, будто я жил в окрестностях Рима (я знал, что местность там болотистая). «Ага! Вот видите! – обрадовался он, а затем добавил: – Если это будет продолжаться, я сделаю ему пункцию селезенки». В результате на следующее утро, во время обхода, он застал меня на ногах, а когда спросил, как я себя чувствую, я ответил, что мне гораздо лучше. Он поверил и назначил мне отпуск по выздоровлении на несколько недель. Это дало мне возможность через некоторое время уехать в Париж, где я вновь посвятил себя рисованию и изучению того, что мне так нравилось, – женской элегантности.
Когда я вернулся в часть, там начиналась подготовка к празднику, если не ошибаюсь, в честь столетия битвы при Вальми[101]или чего-то в этом роде. Я сказал своим товарищам, что берусь написать пьесу в трех актах, где будут показаны все основные приметы армейской жизни. Во дворе казармы подручными средствами был выстроен театр. Я набрал труппу, которой распоряжался по своему усмотрению и в которую хотел попасть каждый, поскольку за это давали освобождение от строевой подготовки. На нашем спектакле присутствовали префект и военный комендант Руана. Сюжет был такой: Французская Армия (эту роль играл ваш покорный слуга) принимает к себе новичка-льготника, юного графа Бутон де Бретеля, и знакомит его с радостями армейской жизни – Жратвой, Карцером, Отхожим Местом и так далее. Каждый из этих аллегорических персонажей исполнял свои куплеты. Во время антракта комендант, истинный парижанин по фамилии Галлимар, зашел за кулисы, поздравил меня, обнял и предложил бокал шампанского, который я выпил, сидя у него на коленях, словно певичка из кафешантана. Я исполнил на сцене куплеты патриотического содержания, это понравилось начальству, и меня перестали считать анархистом.
Вряд ли этот период жизни можно назвать приятным, но какие-то забавные воспоминания от него все же остались. Например, история рядового де К., который благодаря своему таланту пианиста сделался собственным тапером генерала, затем был принят в доме, стал учить музыке его дочерей и обручился с одной из них; с этого момента мы больше не видели его в казарме. Он жил, словно влюбленный голубок, ворковал с утра до вечера, а иногда мы встречали его в городе – верхом на генеральской лошади, в генеральских сапогах с золотыми шпорами и в сопровождении генеральского ординарца.
Он катался по лесу, собирал цветы и привозил их невесте.
Но в день демобилизации роль пианиста и жениха закончилась, он вернулся в Англию, где жил до призыва, а впоследствии, как я слышал, стал супругом мадам Стенель[102], к тому времени вышедшей из тюрьмы.
IV. У Ворта
Когда срок службы подошел к концу, я стал думать о возвращении к прежним занятиям, захотелось вновь попытать счастья в мире моды. Чтобы наладить связь со знаменитыми домами, лучше всего было снова стать рисовальщиком. Я обратился к прежним заказчикам, в частности к месье Ворту. В то время фирмой руководили сыновья великого кутюрье, который одевал императрицу Евгению[103]. Их звали Жан и Гастон[104].
И однажды Гастон Ворт сделал мне заманчивое предложение: «Молодой человек, вы знаете, что Дом Ворта с давних пор одевает коронованных особ всего мира и их придворных. У нас самая знатная и богатая клиентура, какая может быть, но сегодня эта клиентура носит не только парадные туалеты. В наше время принцессы иногда ездят на автобусе, а то и ходят по улице пешком. Когда я предлагаю брату Жану создать небольшую коллекцию простых и практичных платьев, он неизменно отказывается, говоря, что это не его дело. А между тем клиентки спрашивают такие платья.
Императрица Евгения в платье от Ворта. Фото Диздери из коллекции Роми
Наша фирма, как знаменитый ресторан, где не желают подавать ничего, кроме трюфелей. Поэтому нам необходимо открыть “отдел жареного картофеля”».
Я сразу сообразил, какие выгоды мне это сулит – заведовать «отделом жареного картофеля» в прославленной фирме, и тут же согласился. Разумеется, я не прогадал. Правда, продавщицы, напомнившие мне мегер, с которыми я работал у Дусе, весьма придирчиво относились к моим моделям, зато заказчицам они нравились.
Великая княгиня Мария Николаевна, сестра императора Александра II, в платье Дома моды «Ворт», Париж, 1857