Одержизнь

Он пытается закричать, но вместо этого лишь судорожно глотает вливаемую воду. Попёрхивается, получает пощёчину, сглатывает. Его знобит, в ушах гремит ритм собственного сердца, во рту привкус крови и вода, вода, словно Орб теперь течёт сквозь него.

– Допивай! – командует мужчина. – Что, блевать тянет? Голову вбок – и давай.

Пытка кажется бесконечной. В Жиля вливают воду, он исторгает её обратно, и его снова поят силком, и опять до рвоты, и так раз за разом.

– Пей, малый, пей. Давай, чтоб все потроха промыло. – И Жиль снова давится, кашляет до спазма в животе.

Он не запоминает, сколько кружек воды в него влили, прежде чем он почувствовал, что может говорить и смутно видеть. В красноватом свете профиль сидящего рядом с ним мужчины кажется знакомым. Жиль старательно щурится, всматриваясь. Нос с горбинкой, острый подбородок, высокий лоб, зачёсанные назад гладкие волосы, собранные в хвост.

– Очухался, недоумок? – сурово спрашивает Артюс Канселье.

Подросток прикрывает глаза и бессильно обмякает. Начальник полиции буровит его презрительным взглядом, хлопает себя по коленям:

– Ну что, поехали в госпиталь? Там тебя приведут в порядок, а к утру весь город узнает о том, в каком состоянии потомок рода Бойер попал к медикам?

– Трепло, – еле слышно шепчет Жиль.

– А при чём тут я? Медсёстры разболтают. Вот радости-то вашей сестрице, Советник Бойер. А что это ты так смотришь? Не нравится перспектива?

– Уйдите.

Канселье невесело усмехается, встаёт, шурша форменной чёрной курткой, подхватывает Жиля под мышки.

– Поднимайся, – командует он. – Поехали.

Бойер пытается сопротивляться, но сил нет совсем. Начальник полиции перекидывает его руку через своё плечо, рывком поднимает с дивана. Жилю ничего другого не остаётся – только следовать за Канселье, с трудом передвигая ноги и сгорая от стыда.

– Могу оставить тебя до утра, – ехидно комментирует полицай. – Полы помоешь, приберёшь тут, тряпки выстираешь. Хозяевам притона приятно будет.

Возле дома ожидает электромобиль Канселье. Жиля пинком отправляют на заднее сиденье, машина трогается. Краем глаза мальчишка замечает, как отъезжает следом тёмный кабриолет. Де Ги?..

Жиль подбирает колени к животу, обхватывает себя за плечи и утыкается лицом в жёсткую обивку сиденья. Думать не хочется ни о чём. Просто холодно, пусто, стыдно. И чёртов Канселье не затыкается:

– Вот в кого ты такой идиот, а? Мадам Веронику не жалко? То, что тебе наплевать на всех, кроме своей косой, давно понятно. А сестру ты за что так? Мало того, что её из-за тебя элитарии сторонятся? Она знает, что ты на наркоте сидишь?

– Я не сижу, – вяло отзывается подросток.

– Ну да! А кто передоз словил? Малыш, ты мне-то мозги не еби! Я вас таких каждый день вижу пачками. И тебе очень повезло, что ты жив остался. Как давно закидываешься? Доза какая? – Тон жёсткий, таким только дознание вести.

Жиль не отвечает, и Канселье оставляет его в покое. Жив – и слава богу. Остальное можно и потом выяснить.

Электромобиль проносится мимо тёплого свечения окон Собора, огибает городской парк и останавливается возле одного из коттеджей, в которых живут семьи Второго круга.

– Прибыли, – цедит Канселье сквозь зубы. – Выходи сам, помогать не буду.

Жиль выбирается из машины, озирается по сторонам, обнимая себя за голые плечи.

– Мы же в госпиталь… – начинает он растерянно.

– Мою жену зовут Соланж. Дочь – Валери. Сына – Этьен. – Тон Канселье строгий, но уже не уничижающий. – Нрав свой дурной в жопу засунь и будь вежлив с ними. Переночуешь у нас, и утром я тебя отвезу в Ядро. Если мне только покажется, что ты ведёшь себя не так, – поедешь в госпиталь. Вопросы?

– Зачем вы это делаете?

Канселье пожимает плечами, слегка пинает колесо машины и идёт по дорожке к дому. Жиль плетётся за ним. Как только они поднимаются на крыльцо, в окошках первого этажа загорается свет, дверь открывается, и навстречу выходит женщина лет сорока – сутулая, коротко стриженная, но при этом очень приятная. Большие тёмные глаза смотрят на Жиля с таким беспокойством и сожалением, что юному Бойеру становится жутко неудобно. «Вот же людям подарок среди ночи, – думает он. – И почему Канселье меня там не оставил, правда?»

– Принимай, мать, – бурчит Канселье, на ходу целуя жену в щёку. – Вода горячая есть? Мне б отмыться.

– Да-да, Артюс, я нагрела два больших бака, – торопливо кивает женщина и снова обращает приветливый взгляд на Жиля: – Здравствуйте, месье Бойер. Будьте нашим гостем, прошу.

– Здравствуйте, мадам Канселье. Я… я очень сожалею, что так…

Он замолкает, окончательно смущённый её приёмом, и следует за Соланж в дом. Разувается в тесном тёмном коридоре, проходит дальше и оказывается на кухне. Канселье, голый по пояс, подхватывает с электроплиты цинковый бак и сердито рявкает:

– Все с дороги! Обварю кипятком – сами виноваты будете!

Хозяйка дома мягко касается запястья Жиля, отводит мальчишку в сторону:

– Присядьте пока здесь.

Жиль провожает проносящего кипяток Канселье взглядом и осторожно спрашивает:

– Мадам, а можно мне тоже умыться? Я… Мне правда неловко. Воняю, как…