Ноги сами выносят её на недостроенный старый мост через широкую тёмную Рону. Акеми шагает, глядя на светлый камень, сквозь который пробивается сочная зелёная трава. Останавливается напротив изящной часовни между первым и вторым пролётом моста. Задумчиво рассматривает её. «Зачем она здесь? Маленький дом большого Бога, для чего ты выстроен? Кто приходил к тебе в гости, о чём говорил, чего хотел? Слушал ли ты тех, кто обращался к тебе в этой крошечной часовне? Бог, говорили ли с тобой иноверцы? Или ты слышишь только католиков? Мне бы хотелось говорить, но в этом мире я не знаю никого, кому можно было бы рассказать то, что на душе. Бог, мне очень страшно. Я понимаю, что натворила. Но я верю, что это малая боль во благо. Бог, если вдруг ты меня слышишь… сбереги детей. А мне позволь самой ответить за свои поступки и принятые решения. Пусть мой Жиль живёт долго-долго. И пусть он скорее меня забудет. Я смирюсь. Только, пожалуйста, пусть он живёт долго-долго…»
…Амелия вдруг вздрагивает, длинно вздыхает и валится на бок.
– Жить… Жить…
Ронни перетаскивает девочку в траву, просит держаться, говорит на своём языке, что сейчас всё будет хорошо. Амелия бьётся, задыхаясь, смотрит в небо невидящими глазами.
– Мама!!! – кричит перепуганная Ронни. – Мама, что делать? Помоги мне!
…Зверёк отталкивается от груди Жиля, прыгает на каменный парапет. Слабые лапки не удерживают его, туловище тянет в сторону. За край. Мальчишка коротко ахает, бросается, чтобы подхватить малыша. Камень под ногами поддаётся слишком легко, выпадает из кладки, летит вниз – в медленные воды равнодушной Роны.
– Жиль!!!
…слепо шарит по земле детская ладонь, напарывается на острый кусок железа. Ранка, похожая на раскрытый клюв, выплёвывает порцию крови, за ней ещё. Ронни держит Амелию за запястья, пытается обнять, прижать к себе. Страшно, страшно… Зачем они ушли так далеко? Кто их теперь услышит, кто поможет?
– Эмили, я с тобой… Что же мне делать, мама?
…Она тянет его к себе – упрямо, отчаянно, упираясь ногами в такие податливые камни. Трещит тонкая ткань футболки в стиснутых намертво кулаках.
– Я тебя не отпущу. Не отпущу! Хватайся за меня!
…ладони Амелии такие холодные, скользкие и липкие от крови.
– Жить… Жить…
Ронни вкладывает в одну руку Амелии горсть земли, набирает полную грудь воздуха, дышит теплом на ранку. Жадно раскрытый птичий клюв захлопывается. Кровь останавливается. Амелия открывает глаза и улыбается.
…Буро-коричневый котёнок взбегает на плечо Акеми, оттуда прыгает на надёжные, крепкие блоки старого моста. Чихает и громко протяжно чирикает.
…из-под пальцев Амелии, разминающих комочек земли, выбегает тоненькая ящерка с ярким узором на спине.
– Да-а-а-а!!! – кричит Ронни победно. – Да-а-а-а!
Облака над горизонтом приходят в движение, образуя гигантскую фигуру простоволосой женщины в развевающихся одеждах. Она улыбается странной улыбкой Мары Тейлор и поднимает руку.
– Мама! – кричи Ронни, прижимая к себе Амелию. – Мама, не уходи!
Лицо в облаках грустнеет, порыв ветра касается стриженых волос Ронни. Фигура в небесах медленно поворачивается, теряя очертания, уменьшаясь. «Ронни. Я исполнила обещание. Помни меня. Храни мою искру в своём сердце», – звучит в голове девочки голос матери.
И прежде чем исчезнуть среди облаков, женщина глядит туда, где высится недостроенный мост. В клубах тумана над водой виднеется бесплотная фигура исполинского мужчины.
«Я привела дочь на твои земли, – обращается Триединая к нему. – Исполни и ты свою часть договора. Впусти моих детей в новый мир».
По сплетённым пальцам Ронни и Амелии бегает, не боясь, ящерка…
…Мальчишка и японка, обнявшись, падают в светлую, нагретую солнцем пыль. Жиль так сильно стискивает Акеми, что той становится больно.
– Не уходи… Не уходи! Не бросай меня!!! – умоляет мальчишка, тянется к её обветренным губам, сомкнутым в скорбную прямую линию. – Родная, оглянись! Что же ты делаешь?!
Девочки возвращаются в лагерь первыми. На щеках Амелии играет румянец, глаза сияют.
– Мы хотим куша-а-ать! – сообщает она, подталкивая довольную, счастливую Ронни туда, где Ксавье организует для всех обеденный стол. – Я теперь совсем здорова! И буду есть-есть-есть!
Жиль приходит последним. Молча раскладывает на солнцепёке выстиранный спальник, забирается на дрезину и ложится на сиденье, бессильно вытянувшись во весь рост. Котёнок, чирикнув, прижимается к его боку и мгновенно засыпает.
Акеми тихо плачет в хитросплетениях вокзальных коридоров.
Бог, живущий в маленькой часовне на мосту Сен-Бенезе, тихо касается ладонью светлых волос Жиля Бойера и погружается в свои воспоминания тысячелетней давности.
XIV
Дом
– Мы приехали-и-и! Мама! Папа! Эй, мы дома!!!
Ликующий голос Амелии разносится по пустому ангару, в котором раньше был железнодорожный вокзал Азиля. Девочка первая спрыгивает с дрезины, как только та останавливается у платформы, бежит подать руку Ронни.
– Идём скорее! Э-эй, все! Мы вернули-и-сь!