В ответ раздаётся знакомое чириканье. Жиль берёт зверя за шкирку, отцепляет когти от штанов.
– Ну вот что ты привязался ко мне, а, кот? – спрашивает он, держа пришельца перед лицом.
Зверёк зевает, показывая острые зубы и розовый язычок. Жиль осторожно проводит пальцем по его шкурке. Шёрстка мягкая, густая. Прикосновения зверю нравятся. Он урчит, жмурит серые глаза. Жиль возвращает его на землю и секунды спустя снова снимает со штанины.
– Настырный какой! – морщась, шипит мальчишка и сажает зверька на сиденье дрезины. – Посиди-ка вот тут. Может, ты Акеми понравишься? Вдруг…
В путь они трогаются вместе с новым пассажиром. Зверёк, накормленный кусочками мяса, спит на коленях Жиля, свернувшись в уютный клубок. Акеми время от времени трогает его кончиками пальцев и улыбается в сторону. Улыбается и Жиль, представляя, будто прикосновения к детёнышу адресованы и ему тоже. Амелия, которой строго-настрого запретили соваться к животному, увлечённо рисует его на планшете.
– Жиль, это же котик, да-а-а-а? – спрашивает девочка.
«Да-а-а-а» она подцепила от Ронни и теперь вставляет его всюду, где может. Жиль кивает: да, это котик.
– А давай мы его назовём как-нибудь, а, Жиль?
– Акеми, как назовём котика? – переадресовывает вопрос мальчишка, с надеждой ловя взгляд японки.
Девушка пожимает плечами, убирает руку, поглаживающую зверька.
– Ну… тогда предлагаю назвать его Сури́[113], – вздыхает Жиль.
– Или Льюн, – усмехается Ксавье.
– Угу, – кивает Жиль, налегая на рычаг привода. – Не забыть остановиться возле водоёма.
– Акеми будет спать, да-а-а-а? – спрашивает Амелия, старательно вырисовывая котику усы.
– Наверное. А я буду стирать, – вздыхает Жиль.
– Остановимся в Авиньоне. Сделаем сегодня основную часть пути, чтобы завтра поскорее оказаться дома, – говорит Ксавье. – Жак говорит, там должен быть роскошный вид на Рону. Не возражаете?
К трём часам после полудня они прибывают в Авиньон. Солнце печёт так, что над старым вокзалом воздух дрожит и пахнет нагретым металлом и пылью. Амелия, пережившая в дороге очередной приступ, раздражительная и капризная, ноет, дёргает взрослых за руки, просит то попить, то погулять, то бросить всё и идти купаться. Ксавье терпеливо объясняет, что сперва надо расположиться и приготовить обед, а уж потом гулять, но девочка неумолима. Гайтан несколько раз подхватывает её под мышки и кружит, подбрасывает над собой и ловит, но этого Амелии мало. Ситуацию спасает Ронни:
– Месье Ланглу, мы можно два гулять? Я смотреть Эмили, далеко не ходить. Я смотреть книгу месье Фортен, видеть map[114]. Мы гулять к река и вернуться. Можно?
– К реке и обратно, – строго наказывает Ксавье, и девочки уносятся прочь по улице.
Закончив разбор вещей, постелив на скамейки спальники и наскоро переодевшись за углом в лёгкий сарафан, Акеми уходит побродить по городу. Жиль закидывает свёрток со спальником за спину, берёт с собой зверька и идёт за Акеми. Держится на приличном расстоянии – вроде и не мешает, но и из виду не теряет. Девушка, погружённая в свои мысли, то ли не замечает его, то ли делает вид, что не замечает.
Амелия и Ронни, играющие в прятки за каменными клумбами и остовами машин, брошенными вдоль улицы, провожают Жиля и Акеми грустными взглядами.
– Она его не любит, – вздыхает Амелия. – Вот вырасту – никогда так делать не буду. И никого не буду любить. Чтобы всё честно.
Ронни подходит, обнимает подругу, гладит её по голове:
– Я тебе подарю Миу-Мию. Или дам поиграть.
– Не понимаю, – с сожалением говорит Ронни.
В ответ Амелия суёт ей замызганную тряпичную кошку.
– Ту ю.
Ронни целует Амелию в лоб, берёт за руку, и они не спеша идут к набережной Роны.
– Как называется? – спрашивает Ронни, указывая на вывеску на углу здания из красного кирпича.
– Улица Рампар Сен-Рош, – читает Амелия.
– В Азиль есть такая улица?
– Нет. В Азиле есть имена у домов. Собор, соцслужба, госпиталь, дом семьи Каро, дом семьи Бойер… – перечисляет малышка. – Мы с мамой и Жилем живём в доме семьи Бойер. С нами ещё живёт отец Ланглу, он теперь понарошку мой папа.
– Понарошку? Что это?
– Он мне не папа, но мама вышла за него замуж. Мой папа живёт в доме Каро. Я люблю папу, но ушла от него. С ним бывает Зверь.
– Beast? – уточняет Ронни.
– Ага. Плохой. Страшный. Но он ушёл.
– Я тебя не дать. Ты моя семья.
– Я тоже тебя люблю, Ронни… Хоть и обещала никого не любить.
На набережной они спускаются к воде, садятся рядышком, спустив босые ноги с парапета. Амелия прижимается к плечу Ронни, зевает. Солнечные блики рассыпаются по поверхности реки, мерцают, завораживают, навевают сказочные сны.
…Акеми бездумно бредёт по берегу. Хочется лечь в траву, вытянуть усталые ноги, уткнуться лицом в мелкие душистые цветы. Но она продолжает идти, шаг за шагом. Заблудиться не боится: вот река, стоит только повернуть назад и дойти до парка с большой дорожной развязкой, а там налево – и через пять минут вокзал. «Не хочу, – думает Акеми. – Здесь и сейчас мне есть куда идти. Я свободна. Завтра мы вернёмся в город, который не даст мне выбора. Но живу я сегодня – и оно ещё со мной, оно продолжается».