Одержимый женщинами

В эту минуту я услышала из сада голос Мадиньо, он, хотя и был усилен громкоговорителем, звучал словно издалека.

– Каролина, Каролина! – кричал он. – Вы живы? Ответьте!

Не знаю, кричал ли он до того и сколько секунд прошло после выстрела. Я также не помню, в какой момент я бросила ружье. Вероятно, сразу же. Во время следствия оружие было найдено под комодом, на другом конце комнаты.

Беглец встал на колени, потом выпрямился в полный рост, его рот кривился от боли. Он заставил меня тоже подняться, и всю взлохмаченную потащил за руку в коридор. Он сказал глухо, но без всякой враждебности в голосе:

– Вы будете говорить с ними, мадам Ляжка.

Мы открыли окно в комнате моей ассистентки, оно выходило на улицу. Скрестив руки на груди, я старалась прикрыть пятна крови на комбинации. Перед домом собралась толпа зевак, их праздник выплескивался за расставленные ограждения, я услышала, как он довольно хмыкнул, увидев, что представление продолжается. Я крикнула изо всех сил:

– Капитан! Не двигайтесь, прошу вас! Вы видите – я жива!

Беглец выглядывал из-за моего плеча. Он шепотом подсказывал, что я должна сказать. Я снова крикнула:

– Капитан! Он хочет поговорить с одним человеком, она здесь, среди вас!.. Но не раньше чем через четверть часа. Ее зовут Зозо, она работает в «Червонной даме»!

Мадиньо повернулся к толпе с ошеломленным видом. Какая-то женщина бросила:

– Это негритянка, капитан!

Тогда я увидела, как вперед выходит молодая негритянка с копной кудрявых волос и в пляжном халате в красную полоску. Солдаты отодвинули временное заграждение, чтобы пропустить ее. Она подошла к офицеру, ковыляя на высоких каблуках, подняв глаза к нашему окну. И хотя нас разделяла решетка сада, я поняла – так волнуются только влюбленные.

Я была привязана к стулу на кухне – руки заломлены, щиколотки связаны, комбинация вся разодрана. Он наблюдал в щелку за тем, что происходит на улице. Прижимал салфетку к ране под рубашкой, лоб в испарине. Часы пробили два, и тут же я услышала, как скрипят ворота. Он крикнул:

– Только она, Мудиньо. Никого больше.

Под ногами негритянки заскрипел гравий дорожки. Беглец не торопясь закрыл ставни, окна, потом вышел в вестибюль, волоча ноги.

Я услышала, как скрипят засовы, открывается дверь, потом те же звуки, но в обратном порядке. Затем ее испуганный голос:

– Боже мой, ты ранен!

Я поняла, что она пытается поддержать его. Он сказал с надеждой:

– Зозо, ты должна вытащить меня из этой передряги! Ты была права, я уже не понимаю, на каком я свете.

Все мужчины такие. Когда им нужно признать поражение, начинают скулить. Потом он новел ее на кухню. Я слышала его шаркающие шаги, догадалась, что рукой он держится за стену. Увидев меня, его подружка застыла на пороге: мы оба в крови, я привязана веревкой, растрепанные волосы! Она закричала:

– Это неправда! Как такое вообще возможно?

Она произносила «восмосно» и «вобсе». Примерно моего роста и возраста, детское личико, но тонкая и высокая, как лиана, что-то змеиное в походке. Кожа светло-коричневая, сначала замечаешь только большие доверчивые глаза и белоснежные зубы.

От волнения она тоже опустилась на стул. А он сполз по стене у двери прямо на пол. Я сразу же сказала ей:

– Пусть все знают, он меня не насиловал! Он вообще меня не тронул.

Она пожала плечом, оголившимся в вырезе платья, взгляд ее стал жестким, и она ответила с презрительной усмешкой:

– А зачем ему вас насиловать? Для занятий любовью у него есть я.

– Вы? – ответила я в тон ей. – Ну вам-то, конечно, все равно, это же ваша профессия.

В наступившей тишине у нас обеих по щекам потекли слезы. Я заговорила первой:

– Простите, это сорвалось с языка. Я хотела сказать, что люди злые и уж не остановятся, если начнут сочинять всякие ужасы. Про то, что такой мужчина, как он, может причинить женщине, как я.

Беглец нетерпеливо вздохнул, спиной он опирался о стену, взгляд обращен куда-то в потолок. Зозо поднялась, вытирая щеки. Он сказала мне мягко:

– Франсис не тот, за кого вы его принимаете.

– Франсис? А мне он сказал, что его зовут Эдуард.

– Какая разница, что он вам сказал. Хотите знать правду? Он студент, а выдал вам себя за сбежавшего из крепости преступника.

В это мгновение, признаюсь, я потеряла дар речи. Она говорила так искренне, с такой убежденностью. Тогда я вполне трезво спросила ее:

– Вы давно с ним знакомы?

– Нет, не очень давно.

– Тогда откуда вы знаете, что он не преступник, сбежавший из крепости, который выдает себя за студента?

Тут она онемела. Несколько секунд она смотрела мне прямо в глаза со смесью отчаяния и неверия, потом повернулась к парню, сидящему на полу, чтобы потребовать у него ответа. Было больно смотреть на глупое упрямство, с которым она продолжала верить его словам, но ему явно было не до того.

– Послушай, Зозо, – произнес он устало, – даже если допустить, что она права, то что это меняет? Мне все равно нужно уносить ноги из этой халупы.

Он стал с трудом подниматься, держась за стену. Когда встал на ноги, сказал ей:

– В глубине сада есть дыра в стене. Увы, я видел там двух часовых.