Одержимый или сделка с призраком

– Вот это, помнится, все мы особенно любили, – тупо и растерянно промолвил он. – Бывало, дети заспорят о чем-нибудь, даже потасовка случится, а прочитаешь им эту историю – и они растрогаются до слез и сразу помирятся, будто от сказки про то, как малыши заблудились в лесу и малиновка укрыла их листьями. «Прискорбный случай крайней нищеты. Вчера мужчина небольшого роста с младенцем на руках, в сопровождении шести детей в возрасте от двух до десяти лет, одетых в лохмотья и, по-видимому, изголодавшихся, предстал перед почтенным мировым судьей и сделал следующее заявление…» Уф! Ничего не понимаю, – прервав чтение, воскликнул мистер Тетерби. – Просто непостижимо, мы-то тут при чем?

– До чего же он стар и жалок, – говорила себе между тем миссис Тетерби, наблюдая за мужем. – В жизни не видала, чтоб человек так переменился. О, господи, господи, принести такую жертву!

– Какую еще жертву? – брюзгливо осведомился муж.

Миссис Тетерби покачала головой и, ни слова не отвечая, стала так яростно трясти люльку, что младенца подбрасывало, точно щепку в бурном море.

– Может, ты хочешь сказать, милая моя, что это ты принесла жертву, выйдя за меня замуж? – начал супруг.

– Вот именно! – отрезала супруга.

– Тогда вот что я тебе скажу, – продолжал он так же угрюмо и сердито, как и она. – В брак-то ведь вступают двое, и если кто принес жертву, так это я. И очень жалею, что жертва была принята.

– Я тоже жалею, что ее приняла, Тетерби, от души жалею, можешь не сомневаться. Уж, верно, ты жалеешь об этом не больше, чем я.

– Понять не могу, что я в ней нашел, – пробормотал Тетерби. – Уж, во всяком случае, если в ней что и было хорошего, так теперь ничего не осталось. Я и вчера про это думал, когда после ужина сидел у огня. До чего толста, и стареет, куда ей до других женщин!

– Собой он нехорош, – бормотала меж тем миссис Тетерби. – Виду никакого, маленький, и горбится, и плешь у него…

– Уж конечно я был не в своем уме, когда женился на ней, – ворчал мистер Тетерби.

– Уж конечно помраченье на меня нашло. Иначе понять нельзя, как это я за него вышла, – раздумывала вслух миссис Тетерби.

В таком настроении они сели завтракать. Юные Тетерби не привыкли рассматривать эту трапезу как занятие, требующее неподвижности, а превращали ее в танец или пляску, скорее даже в какой-то языческий обряд, во время которого они издавали воинственные клики и потрясали в воздухе кусками хлеба с маслом; при этом обязательны были также сложные передвижения из дому на улицу и обратно и прыжки с крыльца и на крыльцо. Но сейчас между детьми вспыхнула ссора из-за стоявшего на столе кувшина с разбавленным молоком, из которого они пили все по очереди, и страсти до того разгорелись, что это прискорбное зрелище заставило бы перевернуться в гробу достопочтенного доктора Уотса[2]. Лишь когда мистер Тетерби выпроводил всю ораву на улицу, настала минута тишины; но тотчас обнаружилось, что Джонни крадучись вернулся обратно, припал к кувшину и пьет, давясь от жадности, неприлично спеша, задыхаясь и издавая странные звуки, подобающие разве что чревовещателю.

– Сведут они меня в могилу, эти дети, – заметила миссис Тетерби, изгнав преступника. – Да уж скорей бы, что ли.

– Беднякам вообще не следует иметь детей, – откликнулся мистер Тетерби. – Радости от них никакой.

В эту минуту он подносил к губам чашку, которую сердито пододвинула к нему жена; миссис Тетерби тоже готовилась отпить из своей чашки; и вдруг оба они так и застыли, точно завороженные.

– Мама! Папа! – крикнул, вбегая в комнату, Джонни. – К нам миссис Уильям идет!

И если когда-либо с сотворения мира был на свете мальчик, который заботливее старой опытной няньки вынул бы младенца из колыбели и, нежнейшим образом баюкая и тетешкая его, весело отправился бы с ним гулять, то мальчиком этим был Джонни, а младенцем – Молох.

Мистер Тетерби отставил чашку; миссис Тетерби отставила чашку. Мистер Тетерби потер лоб, и миссис Тетерби потерла лоб. Лицо мистера Тетерби стало смягчаться и светлеть; и лицо миссис Тетерби стало смягчаться и светлеть.

– Господи помилуй, – сказал про себя мистер Тетерби, – с чего это я озлился? Что такое стряслось?

– Как я могла опять злиться и кричать на него после всего, что я говорила и чувствовала вчера вечером! – всхлипнула миссис Тетерби, утирая глаза краем фартука.

– Не чудовище ли я? – сказал мистер Тетерби. – Неужто у меня нет сердца? София! Женушка моя маленькая!

– Дольф, милый!

– Я… со мной что-то такое сделалось, Софи, что и подумать тошно, – признался муж.

– А со мной-то, Дольф! Я была еще хуже! – в отчаянии воскликнула жена.

– Не убивайся так, моя Софи. Никогда я себе этого не прощу. Ведь я чуть не разбил твое сердце.

– Нет, Дольф, нет. Это я, я во всем виновата!

– Не говори так, мой маленькая женушка. Ты такая великодушная, от этого совесть мучает меня еще сильнее. София, милая, ты не представляешь себе, какие у меня были мысли. Конечно, вел я себя отвратительно, но знала бы ты, что у меня было на уме!

– Ох, не думай про это, Дольф, милый, не надо! – вскричала жена.