Одержимый

В центре гостиной, одетый пашой, сидел граф Уоллингфордский, самый старший отпрыск герцога Торрингтонского. Уоллингфорд считался гулякой и бездельником высшего порядка, а еще он был очень хорошим другом.

– А я все гадал, когда же ты ускользнешь из тисков всех этих бредящих замужеством дебютанток, которых так жаждал пригласить на маскарад мой отец, – с усмешкой сказал Уоллингфорд. – Девственницы так чертовски скучны и утомительны! Дайте мне куртизанку с опытом и умением, чтобы встряхнуться после общества жеманной, стыдливой девственницы!

– Признаю, это было нелегкое испытание – избежать их ловушек, но я справился, – засмеялся Линдсей, подумав о несметном числе молодых леди, которые пытались загнать его в один из множества темных укромных уголков танцевального зала. Девственницы могли быть неопытными в спальне, но, когда речь шла о поиске выгодной партии, они превращались в мастериц манипуляции.

– Ну, что ты об этом думаешь, дружище? – спросил Уоллингфорд, размашистым жестом обводя убранство гостиной, которая недавно была отремонтирована и декорирована в восточном стиле. В стиле, который ныне слыл последним криком моды среди художников и поэтов, считавших себя представителями романтизма, подобно Байрону и Шелли. – Тебе наконец-то удалось привить мне свои вкусы, Реберн, я превратился в заправского турка, – с резким язвительным смешком бросил Уоллингфорд. – О, я знаю, эта гостиная явно не дотягивает до твоей шикарной комнаты, но для начала неплохо, ты согласен?

– Точно, так и есть, – отозвался Линдсей, вдыхая пьянящий аромат, исходящий от горящей рядом с ним ароматической палочки. Линдсей склонился над ней, втянул ноздрями дым, благодарно вздохнул и снова опустился на мягкие диванные подушки, чувствуя, как сковавшее живот мучительное желание медленно нарастает, а потом стихает.

– Я остался весьма доволен результатами. Без сомнения, эта гостиная сослужит хорошую службу, когда нам вздумается искать удовольствий. И разумеется, я был еще более очарован этой комнатой, когда увидел, в какую ярость привела она моего отца. – Уоллингфорд издевательски растягивал слова, на его губах играла хищная улыбка. – Это заставило папашу задуматься, что я сделаю с домом, этим чудовищем в готическом стиле, как только он отправится к праотцам. Признаюсь, я обожаю мучить его предположениями о том, что может произойти после его кончины. Может быть, я превращу это место в бордель или, еще лучше, в притон курильщиков опиума, где распутники и лентяи могли бы вальяжно развалиться и обкуриваться вволю. Конечно, вокруг будут возлежать леди, делая обстановку намного более развратной, как ты думаешь? Уж это обязательно заставит старого козла перевернуться в могиле! Впрочем, довольно о моем отце. Пойдем выпьем, старина.

Последние слова Уоллингфорд произнес уже нечленораздельно, постепенно хмелея, и добавил:

– Нам нужно основательно набраться перед тем, как придется вернуться на этот скучный бал моего отца. Просто необходимо повысить градус!

– Я пас, – бросил Линдсей, заметив, как Уоллингфорд потянулся к руке молодой служанки, одетой в восточные шелка и чадру. Граф потянул ее к себе, рывком усадил на колени, и кларет выплеснулся через край его бокала, пролившись в бесстыдно выставленную напоказ ложбинку между грудями юной девушки.

– О, смотри-ка, – все так же нарочито медленно произнес Уоллингфорд, и его глаза порочно заблестели. – Новый способ потягивать свой обычный вечерний напиток.

Взрыв мужского смеха сотряс комнату, когда Уоллингфорд склонил голову к груди девушки и слизал струйку красного вина, сочившуюся между аппетитными холмиками служанки. Вместо того чтобы с негодованием отбиваться, девушка, очевидно профессиональная куртизанка, захихикала и прижала его лицо к своему декольте.

– Пойдем посмотрим, что еще может протечь между ними, – промурлыкал Уоллингфорд, заставляя себя подняться на нетвердые ноги. Его глаза ни на мгновение не отрывались от огромных, цвета слоновой кости холмов грудей куртизанки.

Линдсей отвел взгляд от покидающей гостиную пары. Ему довелось быть свидетелем пьяных оргий с участием собственного отца – их было больше, чем Линдсей мог сосчитать. И теперь у него не было ни малейшего желания наблюдать, как Уоллингфорд строит из себя дурака – точно так же, как и следовать за ним вниз, по шаткой дорожке хмельного небытия.

Окинув взглядом комнату и заметив, что несколько мужчин тоже предпочли уединиться с другими не возражающими против страстных ласк женщинами, Линдсей вздохнул и выдернул ароматическую палочку из деревянного, украшенного медью держателя.

Помахивая палочкой перед носом, Линдсей позволил закручивающимся струйкам ласкать его кожу, потом вдохнул запах, смакуя терпкий аромат, как истинный знаток. Букет был богатым, земляные ноты с легкими оттенками моха и сандалового дерева. Определенно, турецким. Ничто не пахло столь же крепко, как турецкий опиум.