Одержимый

Анаис попыталась отодвинуться от Линдсея, но его рука рефлексивно крепче обняла ее за талию. Линдсей уложил ее сверху и накрыл их сплетенные тела одеялом.

– Ты принадлежишь мне, Анаис, – пробормотал он. – И ты не выскользнешь из моей постели сегодня ночью – и ни одной другой ночью тоже, если уж на то пошло.

Глава 18

Проснувшись рано, Анаис потерла сонные глаза. Повернув голову на подушке, она посмотрела на лежавшего рядом человека. Энн спала как ребенок.

Анаис следовало вернуться в свою комнату раньше, чем слуги приступят к ежедневным обязанностям. Интересно, Линдсей уже ушел? – спрашивала она себя, вспоминая, как оставила его, спящего глубоким сном, одного в постели. Анаис надеялась, что он успел пробудиться и ускользнуть. А заодно рассчитывала на то, что Луиза еще не зашла в спальню, чтобы разбудить ее.

Стук копыт, заглушивший мирное щебетание птиц, заставил выскочить из кровати. Анаис подбежала к окну вовремя, успев увидеть Линдсея, несущегося галопом верхом на Султане вниз по узкой дорожке. Образ любимого, медленно тающий в серо-голубом свете рассветного утра, заставил ее сердце томительно заныть. В эту ночь, полную страсти и неподдельных эмоций, легко было забыть обо всем, потеряв голову от любви. С рассветом все тайны Анаис вернулись, точно так же, как и ясное осознание того, что она ступила на опасную дорожку.

Туго завязав пояс халата вокруг талии, Анаис отбросила волосы с лица и оглянулась на сестру, которая все еще мирно спала. На цыпочках прокравшись к двери своей спальни, Анаис скользнула внутрь и с облегчением перевела дух. Ни Луиза, ни какая-либо другая горничная еще сюда не заходила. Линдсей небрежно застелил постель, скрыв все свидетельства их любовных игр. На подушке все еще оставалась вмятина от его головы, и Анаис провела пальцами по этому следу, ощутив теплоту, сохранившуюся на хрустящем льне.

Откинув покрывала, Анаис обнаружила свернутый клочок веленевой бумаги, подсунутый под подушку. Развернув его, она узнала размашистый почерк Линдсея:

«Больше никаких тайн. Прошлой ночью я открыл тебе свою душу. Настало время тебе открыть мне свою».

Записка задрожала в ее пальцах, приземлившись на смятую простыню. Неужели он узнал? Нет, это просто абсурд! Как он мог узнать? Нет, это невозможно, он наверняка и не догадывается о ее секрете! Скорее всего, лишь предполагает, что она что-то от него скрывает.

Боже праведный, в панике думала Анаис, а что, если Линдсей действительно все узнал? Что же ей тогда делать? Анаис не хотела причинять ему боль, особенно после этой ночи. Он был бы уничтожен, обнаружив, как Анаис с Гарреттом предали его.

Вылетев из кровати, она торопливо набросала письмо Гарретту. Анаис должна была его увидеть. Сейчас ей требовались крепкие нервы верного друга. Вместе они могли бы разработать план действий, придумать, как не допустить того, чтобы Линдсей узнал их страшную тайну.

Толстое полено треснуло в камине, когда основательно замерзший Линдсей пододвинул кресло ближе к огню и опустился на теплую кожу. Было чертовски холодно, разгулялся ветер, и сквозняки теперь хозяйничали во всех комнатах дома.

Линдсей скакал долго, во весь опор, до седьмого пота, стараясь убежать от собственных мыслей, но они настойчиво преследовали его через весь лес, гнались за ним вниз по дороге, ведущей в Бьюдли. Такая скачка утомила Линдсея, он промерз до костей, но усталость не смогла подавить то, что он действительно чувствовал, – тревогу. Беспокойство охватило его с тех пор, как он проснулся утром в постели Анаис в полном одиночестве. И вместо того чтобы улетучиться после прогулки верхом, это ощущение охватило его еще сильнее.

Что, если пыл Анаис в его постели объяснялся не чем иным, как обычной жаждой секса? Вдруг то, что они обрели в объятиях друг друга, значило для нее не больше чем плотские утехи? Линдсей боялся ответа, осознавая, как нетрудно перепутать страсть с любовью. Он понимал свои собственные чувства, знал, что у него на сердце: он любил Анаис. Для него они занимались любовью, именно любовью. Но что все это значило для нее?

Анаис покинула его ночью, и, проснувшись в кровати один, Линдсей почувствовал себя так, словно кто-то со всей силы пнул его в живот. Это было одно из самых мучительных ощущений, которые он когда-либо испытывал.

– Ваш чай, милорд, – пролепетала горничная Мэри, поставив серебряный чайный поднос на стол и налив ему чашку дымящегося напитка.

– Спасибо. – Он взял чашку из ее тонких пальцев и осторожно отпил. – А где все? Дома непривычно тихо.

– Леди Уэзерби и леди Дарнби снова отправились к модистке, чтобы позаботиться об очередном платье для леди Энн.

Линдсей хотел спросить, где Анаис, но удержался и вместо этого осведомился о самочувствии лорда Дарнби.

– Полагаю, ему лучше, милорд, – ответила Мэри, передавая Линдсею серебряное блюдо, нагруженное кексами с цукатами и печеньем. – Этим утром он несколько минут посидел вот в этой самой комнате. На его щеках играл румянец, и, похоже, он пребывал в хорошем настроении.

Кивнув, Линдсей откусил кусок покрытого марципаном кекса.