Одержимый

Он вызвал по рации отвечающего за этот участок сержанта, изложил ему факты и получил разрешение на проникновение в квартиру. Затем проверил пожарную лестницу – шаткое металлическое сооружение, заканчивающееся ржавой, но прочной на вид и запертой железной дверью. Добраться с нее до окон не было никакой возможности.

Он вернулся к квартире, некоторое время опять звонил в звонок, стучал и громко звал Кору Барстридж через прорезь для писем. Ничего.

В дверь был врезан вполне надежный современный замок, и Гленн понимал, что никакого смысла ковыряться в нем нет. Ключ к успеху был в применении грубой силы. Он несколько раз осторожно приложился плечом, затем – уже гораздо менее осторожно – правой ногой. Дверь чуть подалась, но замок не сдавался. Он поразмыслил, не вызвать ли по рации команду с переносным тараном, но не додумал эту мысль до того, чтобы снять рацию с пояса. Вместо этого он продолжал колотить ногой в дверь.

Стали открываться соседние двери, а из-за тех, что оставались закрытыми, доносились голоса. По лестнице поднимался молодой человек в футболке и шортах. Увидев Гленна, он вытаращил глаза и остановился.

– Полиция! – успокаивающе сказал Гленн.

Лицо молодого человека перекосилось от ужаса, и он кубарем скатился вниз по лестнице. Гленн мысленно отметил это – возможно, юноша хранил дома наркотики. Затем он повернулся и возобновил атаки на дверь.

Наконец замок поддался, но дверь, открывшись всего на несколько дюймов, была остановлена дверной цепочкой, которая оказалась очень крепкой и отлетела только после еще пяти-шести мощных ударов. Зайдя в квартиру, Гленн закрыл за собой дверь, чтобы не заглядывали любопытные, и остановился, борясь с дурнотой и нахлынувшей вонью. Он вынул из кармана тонкие резиновые перчатки и надел их.

Он стоял в небольшом коридоре. На одной стене – две изысканные абстрактные картины, изображающие парижские уличные сценки, на другой – две афиши в рамках. Кора Барстридж и Лоуренс Оливье в спектакле «Время и семья Конвей» в театре «Феникс» на Чаринг-Кросс-роуд и Кора Барстридж, Анна Мэсси и Тревор Говард в спектакле «Веер леди Уиндермиер» в театре «Ройял» в Брайтоне.

Несмотря на то, что он был почти уверен, что случилось что-то плохое, он испытал благоговение – он находился дома у великой актрисы. Что-то неопределимое отличало это место от всех других, где он побывал за свою жизнь. Здесь словно бы висела волшебная радуга, это был другой мир, в который невозможно попасть, если ты не богат и не знаменит. Вечером он обязательно расскажет об этом своей жене, Грейс. Она не поверит, что он был дома у Коры Барстридж!

Гленн осторожно переступил через устилающую пол почту и прошел в большую гостиную, где на окнах были наполовину приспущены занавеси. О стекло бились две большие мухи. Комната была выдержана в стиле ар-деко. Увидев огромное количество афиш, постеров и фотографий, Гленн будто перенесся назад во времени. Над камином висело забранное под стекло письмо от принцессы с благодарностью за проведение благотворительного вечера в поддержку детского фонда.

Не комната, а сокровищница! Столько здесь всего интересного, как в музее.

В одном из углов стоял письменный стол, на котором яростно мигал автоответчик. Подойдя к столу, Гленн увидел записку, придавленную к поверхности стола статуэткой русалки. Записка была написана синими чернилами, дрожащей рукой:

Я больше не могу смотреть на себя в зеркало».

Без подписи.

Гленн прочел ее несколько раз. У него перехватило дыхание. Треск рации вернул его к действительности.

– Чарли-отель сто сорок четыре?

Он включил микрофон.

– Чарли-отель сто сорок четыре.

Это был сержант его подразделения.

– Гленн, ты будешь присутствовать на подъеме контейнера на Олдрингтонской пристани?

– Я в квартире Коры Барстридж. Думаю, придется здесь задержаться.

– Она собирается показать тебе один из своих многочисленных фильмов? – пошутил сержант.

– Вряд ли, – мрачно ответил Гленн.

Он вернулся в коридор и пошел по нему дальше. Вонь и жужжание мух усиливались. Запах будто уплотнял воздух, утяжелял его. Не вдыхай его. Ты дышишь смертью.

Дойдя до одинокой двери в конце коридора, Гленн замедлил шаги. Остановился. Комната была темной, но он знал, что она здесь. Не открывая дверь полностью, он нашарил на стене выключатель, включил свет и только после этого открыл дверь.

Комната освещалась большой люстрой ар-деко и подходящими по стилю настенными светильниками. Изысканные обои. Пушистые тапочки на белом ковре на полу. Она лежала на массивной кровати, отвернув от двери лицо. На голове у нее было что-то блестящее, похожее на шапочку для душа. Над кроватью висело облако мух, и еще больше их ползало по занавескам. Ее руки лежали поверх одеяла, кисти выступали из рукавов розового шелкового халата. Даже с того места, где стоял Гленн, от двери, он видел, что они синие.

Вздохнув, несмотря на ужасную вонь, Гленн, обойдя туалетный столик, зеркало которого очерчивала сплошная рама лампочек, зашел с другой стороны кровати, чтобы увидеть ее лицо.