Томас Ламарк приложил большие усилия, чтобы скрыть улыбку. Похоже, все будет гораздо легче, чем он думал.
Пока что единственным его проколом была Тина Маккей. Ничего страшного, конечно, но можно было обойтись и без этого. Он не проработал должным образом ее подноготную и не знал, что ее отец – такая большая шишка в правительстве. Он никак не мог предположить, что газеты поднимут такую шумиху по поводу ее исчезновения.
Каждый чертов день появлялась какая-нибудь статья о ней. Что думают ее друзья, что думает ее мать, что думает полиция. Тревога нарастала. А у полиции нет никаких зацепок!
Книгу завернули шесть редакторов. С пятью из них ничего не случится. Монета выбрала Тину Маккей.
Во всем виновата монета.
Какой у него грязный, захламленный, отвратительный кабинет. Как он может здесь работать? Как тут можно вообще что-либо найти? Кипы бумаг, дискеты, журналы, папки – все просто валяется кругом безо всякой системы. Любой, вошедший сюда, подумает, что его хозяин переезжает, – но ведь он занимает этот кабинет уже семь лет.
Перед тем как зайти в кабинет, Томас прошелся по зданию. С планшетом в руках он обошел его кругом, нашел все выходы, включая пожарные, осмотрел все доступные помещения. Если у тебя в руках планшет, то можно с уверенностью сказать, что к тебе никто не привяжется и не будет расспрашивать, какого черта ты тут делаешь.
Теперь у него в голове был план всего здания – лестниц, коридоров, дверей.
И он знал, что сегодня пациентов у доктора Теннента больше не будет. Было бы очень легко похитить его или убить после окончания консультации. Даже слишком легко. Но пока не время. Пока есть другие дела.
– Я бы хотел узнать что-нибудь о ваших родителях, Теренс. Они живы?
Вопрос немедленно вызвал реакцию на лице Джоэля – похоже, Майкл задел какую-то глубинную струну.
Доктор Джоэль ничего не ответил.
Он пытался сохранить самообладание. Язык движений изменился – секунду назад он свидетельствовал о совершенном расслаблении, а теперь о том, что доктор Джоэль почувствовал угрозу. Он подался вперед и скрестил руки на груди, потом снова отвалился назад.
Майкл дал ему пару минут. Когда и по прошествии их Джоэль ничего не сказал, Майкл спросил:
– Вам трудно говорить о родителях?
– Мне ни о чем не трудно говорить, доктор Теннент, – ответил Джоэль, но загнанное выражение его глаз свидетельствовало об обратном.
Ключ ко всему лежал в его детстве, но Майкл не мог найти туда путь на первой беседе. В ответ на все дальнейшие вопросы о родителях Джоэль просто замолкал и начинал качаться взад-вперед на диване.
Майкл сменил тему с тем расчетом, чтобы подойти к вопросу о родителях с другой стороны. Он спросил у Джоэля о его работе.
– Боюсь, это секретная информация, – ответил тот.
Майкл посмотрел на незаполненную анкету:
– Вы вдовец. Может быть, вы хотите поговорить о вашей покойной жене?
– Вы задаете много вопросов, доктор Теннент.
– Вам это неприятно?
– Отчего же?
Майкл опять сменил подход:
– Чем же в таком случае я могу вам помочь? Какую проблему вы хотите решить, придя ко мне?
– Я оказался прав, верно? – сказал доктор Джоэль. – Вы задаете много вопросов.
В шесть часов Майкл пожал руку Теренсу Джоэлю, и тот сказал, что хотел бы прийти на следующей неделе, в это же время.
Майкл закрыл дверь, сел за стол и просмотрел свои записи. Он чувствовал себя не лучшим образом – пациент утомил и смутил его. Да, долгий был день.
За стеной визжала газонокосилка. Черт, сколько же там травы?
Он перечитал направление от личного врача Джоэля. Клиническая депрессия. Похоже, здесь дело совсем не в депрессии.