Одержимые (сборник)

Но Манассе закричал: «А я говорю, что выхода нет никакого. Петля накинута, завтра ее затянут. Нельзя медлить ни минуты».

– Что же, по-вашему, делать? – спросил профессор.

– Я посоветую вам то же самое, что посоветовал бедному доктору Монену, – он ведь на вашей совести, ваше превосходительство. Это была с вашей стороны большая низость, – но что толку, что я говорю вам сейчас это прямо в лицо? Я советую немедленно реализовать все, что можно, – хотя, впрочем, Гонтрам и без вас может многое устроить. И тотчас же упаковывайте чемоданы и испаряйтесь – сегодня же ночью. Вот мой совет.

– Приказ об аресте будет разослан повсюду, – заметил советник юстиции.

– Разумеется, – воскликнул Манассе, – но не надо придавать особого значения. Я уже беседовал с коллегой Мейером. Он вполне разделяет мое мнение. Создавать скандальный процесс отнюдь не в интересах наших противников, – да и власти будут чрезвычайно довольны, если сумеют его избежать. Они хотят вас обезвредить, положить конец вашим делишкам: а для этого – поверьте – у них в руках есть хорошие средства. Если же вы испаритесь и поселитесь где-нибудь за границей, мы здесь все на свободе обсудим. Деньги, конечно, придется потратить немалые, – но уж о том говорить не приходится. С вами все же будут считаться – даже и теперь, – в их же собственных интересах, для того чтобы не дать такого лакомого кусочка радикальной и социалистической прессе.

Он замолчал и стал ждать ответа. Профессор тен-Бринкен ходил взад и вперед по комнате, медленно, большими, размеренными шагами.

– На какое время, по-вашему, придется отсюда уехать? – спросил он наконец.

Маленький адвокат быстро повернулся к нему. "На какое время? – залаял он. – Ну и вопрос! Да на всю жизнь. Благодарите Бога, что у вас есть еще такая возможность; во всяком

случае приятнее проживать свои миллионы в прекрасной вилле на Ривьере, чем кончить дни в душной тюрьме. А что дело этим кончится, я вам гарантирую. Да и к тому же прокуратура сама оставила нам лазейку открытой, следователь мог подписать приказ об аресте и сегодня утром, и теперь приказ был бы уже приведен в исполнение. Эти люди очень порядочны, – вы их сильно обидите, если не воспользуетесь их любезностью. Но зато если уж им придется наносить удар, они ни перед чем не остановятся; и тогда, ваше превосходительство, сегодняшний день – последний ваш день на свободе".

Советник юстиции сказал: «Уезжайте! По-моему, это тоже самое лучшее».

– О да, – протявкал Манассе, – самое лучшее и, главное, единственное, что остается. Уезжайте, исчезайте навсегда и возьмите с собой вашу дочь. Лендених будет вам благодарен – и отблагодарит вас.

Тайный советник насторожился. В первый раз за вечер черты лица его оживились и спала мертвая маска апатии. "Альрауне, – прошептал он. – Альрауне, если только она

согласится уехать…" Он провел рукой по высокому лбу – еще и еще раз. Потом сел, налил вина и выпил.

– Я с вами, пожалуй, согласен, – сказал он. – Благодарю вас, но прежде будьте добры мне все объяснить. – Он взял документы. – Ну, вот, начнем хотя бы с кирпичного завода – прошение…

Адвокат начал спокойно, размеренно. Он брал один документ за другим, взвешивал возможности, каждый малейший шанс борьбы и успеха. Тайный советник слушал, вставлял по временам свои замечания, находил новые выходы, словно в прежние времена. Все трезвее, все спокойнее становился профессор, – казалось, будто с каждой новой опасностью пробуждается вновь его энергия.

Целый ряд дел показался ему неопасным. Но оставалось еще очень много, – те ему действительно угрожали. Он продиктовал несколько писем, дал множество указаний, делая заметки, составляя прошения и жалобы. Потом взялся за путеводитель, составил маршрут и дал точные инструкции относительно ближайшего хода дел. И когда вышел из бюро, он мог по праву сказать, что дела его урегулированы.

Он взял наемный автомобиль и спокойно, самоуверенно поехал в Лендених. Но когда сторож открыл ему ворота, когда он пошел по двору и поднялся по лестнице в дом, – самоуверенность вдруг сразу исчезла.

Он стал искать Альрауне, – ему показалось хорошим признаком, что в доме не было никаких гостей. Горничная сказала, что барышня ужинала одна, а теперь у себя в комнате. Он поднялся наверх, постучал в дверь и вошел после ее «Войдите!»

– Мне нужно с тобой поговорить, – начал он.

Она сидела за письменным столом и подняла глаза. «Нет, – ответила она, – сейчас я не могу».

– По очень важному делу, – попросил он. – По неотложному делу.

Она посмотрела на него и закинула ногу на ногу. «Не сейчас, – повторила она, – ступай вниз. Через полчаса я приду».

Он ушел, снял шубу, сел на диван и стал ждать. Он обдумывал, что сказать, – взвешивал каждую фразу, каждое слово.

Прошел целый час, пока наконец он услышал ее шаги. Он поднялся, подошел к двери – она стояла перед ним, в костюме мальчика-портье, в ярко-красном мундирчике.

– Ах!… – мог он только произнести. – Как мило с твоей стороны!

– В награду, – засмеялась она. – За то, что ты был сегодня таким послушным. Ну, а теперь в чем дело?