Одержимые

Наступали сумерки, когда судно вошло в проклятые воды. Посреди океана смена дня и ночи происходит по иным законам. Вода и небо бесконечно отражают друг друга, воздух между ними – слоистый газовый медиум меж двумя мирами-антиподами. Кажется, что соленые брызги достают до облаков.

Когда день клонится к вечеру, воздух густеет, темнеет, словно в него неравномерно подмешивают антрацитовую пыль. Граница между небом и морем практически стирается, они будто тянутся друг к другу. Нос корабля разрезает высокие темные волны, а над горизонтом загорается первое бледное созвездие.

В такие моменты капитан Роджер любит заложить руки за спину и со странным выражением в глазах провожать умирающий далеко вдали желток солнца. Старина Пэт обычно наблюдает за этим со своего законного места – перекрестия фок-мачты, а у руля стоит матрос.

– Впереди рифы, – капитан обернулся и осмотрел команду.

Все знали, что впереди рифы, но это была наименьшая из проблем. В проклятых водах их ожидало нечто гораздо опаснее.

– Привяжите меня! – рявкнул капитан. – А затем всем заткнуть уши без промедлений! И ни за что не открывать, пока все не кончится! Хоть воском их залейте, чертова падаль! Вы поняли меня?!

Его привязали. Руки оказались туго прижаты к рулю. Остальные принялись затыкать уши пробками, трясти головой.

– Выберемся – всем куплю рома! Отметим за мой счет! Помните – это все не настоящее! Всего лишь морок. А кто струсит – пристрелю не глядя.

Капитан Роджер был мужчина не из пугливых. Но сейчас ему было по-настоящему страшно. Лишенная слуха команда заняла свои места. Кто-то привязал себя канатами к мачте и якорю. Капитан уверенно смотрел вперед. Его губы едва шевелились.

– Только морок. Не настоящее.

У капитана не было одного глаза. Но он яснее других видел, в какой миг все это началось. Первый момент невозможно с чем-то спутать. Сначала – около минуты неестественной тишины, от которой хочется кричать, лишь бы она прекратилась. Волны мягко ласкают борт. Затем на воде начинается мерцание. Словно рассыпалась вокруг корабля сверкающая пыль. Это светятся пятнами подводные рифы. Цветная взвесь поднимается над водой неплотным туманом. В сумерках это зрелище завораживает.

Корабль шел тишайше. Чуть слышно поскрипывало дерево, тугие канаты и паруса. Ни звука больше. Капитан слышал свое дыхание. Но вот – несколько звонких всплесков послышалось с обеих сторон. Долгим эхом пронесся над водой заливистый женский смех, повторился чуть тише, вновь затих. Капитан стиснул зубы и сжал кисти на потертом руле. Пальцы побелели.

И тут прелестный девичий голос запел – поначалу едва уловимый, он сливался с плеском воды, затем креп, усиливался, звенел, как самый чистый хрусталь. Он был нежен и ласков подобно молодой лилии, настойчив и глубок, как водная воронка, утягивающая на дно. Второй голос, прозрачный, звенящий, ласковый, подхватил песню на свой лад. Это была даже не песню, а напевание какого-то мотива с помощью одних лишь гласных. Затем присоединился третий голос. Эхо летело над океаном, как большая благородная птица. Капитан обернулся. Матросы свесились с бортов и всматривались в рифы сквозь пелену тумана. Голоса влекли их за борт, и они уже не смыслили, что творят.

– Прочь от перекладин! – взревел Роджер. – Заткните уши руками! Быстро!

Моряки вздрогнули. Крик капитана, проникающий даже через ушные пробки, отрезвил их. Но ненадолго.

– Я вижу их! – воскликнул старина Пэт.

– Я слышу… – сказал один матрос.

– Зажми уши! Не слушай! Не слушай их, ублюдок ты чертов! Сдохнуть захотел?!

Но матрос поднял руки и вытащил из ушей пробки. Мгновенно ослабло его тело, лицо оплыло, как воск. Его пытались остановить, но сладкоголосое пение влекло с чудовищной силой, и он, отталкивая всех от себя, бросился в море. Раздался всплеск.

– Да чтоб мне сдохнуть!

Капитан слышал пение, в голове у него помутилось. Голоса делали его счастливым, дарили безмятежность, как сильный алкоголь. Он почти не воспринимал происходящее. Казалось, сами по себе руки стараются высвободиться. Веревка натерла кожу до крови, но все еще держала крепко.

Привязанный к мачте матрос достал из сапога нож, перерезал веревку и решительно шагнул к краю. Плеск. Море приняло его расслабленное тело. По палубе понеслись громкие стоны, мычание, всхлипывания. Моряки были не в себе. Ушные пробки не помогали. Звенящие голоса проникали внутрь прямо через кожу. Старина Пэт плакал и бессильно пытался развязать веревки. У него не получалось. Из помутневших глаз текли слезы.

Два мощных водяных толчка подняли волну на уровень буш-прита. На гребне волны, изогнувшись, на боку лежала прозрачная женщина. Продолжая петь, она улыбалась и поправляла водяные волосы. Необыкновенная ее красота влекла к себе так же сильно, как сладостный голос.

– А-а-а-у, э-э-э-у-а-а-а…

– Черт меня возьми! – рыдая, закричал кто-то. – Какая ты красивая! – и с разбега прыгнул прямо в волну.

Вода расступилась перед ним, его тело разбилось о рифы.