Одержимые

На улице смеркалось. Крупные летучие мыши неуловимо носились над деревьями. По обеим сторонам дороги, ведущей к дворцу короля, слуги зажигали фонари. Гости, прибывающие на большой бал в честь дня рождения дочери короля, не должны были сбиться с пути. Сегодняшним вечером вся элита королевства стремилась к белоснежному дворцу, сияющему в синих сумерках, словно пчелы к улью. И действительно – гул внутри чем-то напоминал мерное жужжание пчел.

Люди все прибывали, подъезжая к распахнутым настежь воротам в изысканных каретах и дилижансах. Кавалеры помогали выбраться дамам, и вместе они проходили через двор по широкой, мощеной мрамором дорожке, вдоль которой произрастали алые и белые розы. Несмотря на то, что стояла середина июля, и было довольно тепло, все гости торопились к высокой мраморной арке в виде двух белоснежных львов, что стояли на задних лапах, а передними соприкасались друг с другом. Сколько бы раз люди ни видели этих каменных хищников, никто не уставал восхищаться умением мастера, создавшего подобное чудо. Арка была не только входом во дворец, но и самым главным его достоянием. Сразу за ней гостей встречала свита из слуг.

В огромной, ярко освещенной зале некоторые нетерпеливые пары уже вальсировали; те, кто не танцевал пока что по той или иной причине, разбивались на группки по три-четыре человека и распределялись по периметру залы, то там, то здесь. Группы эти оживленно беседовали и перемывали косточки тем, кого знали и не знали, попивая вино из хрустальных бокалов. Казалось, бал в самом разгаре. Но так только казалось на первый взгляд.

Официальная часть программы, а именно поздравление именинницы – прекрасной юной дочери короля – Моник – не могла начаться без одной маленькой детали. Этой деталью, способной запустить огромный и пока вхолостую работающий механизм, был человек, имени которого не знал никто, но компании и расположения которого искал всякий, кто считал себя достойным жителем этого королевства.

В зале царило необычайное оживление, если не сказать – ажиотаж. Все ожидали его, человека в маске, все находились в сладком волнении от грядущей встречи. Еще неделю назад стало известно, что он временно покинет соседнее королевство, чтобы явиться на бал и лично поздравить дочь короля. Едва этот слух прошелся по устам, лихо распространившись по всему государству за полдня, вся женская половина населения, собирающаяся на предстоящий бал, стала с тройным усердием хлопотать о своем туалете.

Как следствие, дамское общество в этот вечер было обворожительно и ароматно. Все, как одна: и юные незамужние прелестницы, и многодетные матери, и даже пожилые женщины и овдовевшие старухи (бывшие в молодости светом общества) – все находились в этот вечер на самом пике красоты и очарования, на которое только способны. Глаза милых дам встревоженно сверкали и жадно рыскали то и дело в новой толпе входящих в залу, а с пунцовых, розовых и алых губ то и дело слетало тихое, но такое заветное слово: «Маска, маска, маска…»

Человек в маске, которого высший свет, да и сам король, считал не старше чем молодым мужчиной, был обожаем всяким обществом, в котором бы он ни появлялся. И на то было множество, превеликое множество причин, главнейшие из которых автор сейчас обозначит. Во-первых, этот человек всегда появлялся с покрытым лицом, как читатель успел догадаться, был ли то бал-маскарад или нет – исключений неизвестно. Это казалось окружающим дьявольски оригинальным и экстравагантным, а потому заведомо привлекательным.

Никто и никогда не видел этого человека без маски, но каждый об этом мечтал – отсюда вытекают вторая и третья причины его популярности: тайна личности и тайна внешности. Причем неизвестно, что интересовало людей в большей степени: имя или лицо загадочной персоны, которая спустя неделю после своего первого появления в обществе обросла всевозможными слухами и сплетнями, словно сверкающей бахромой. Ходило мнение, что это на самом деле всего лишь навсего какой-то граф из далекого королевства, с труднопроизносимым именем и изуродованным лицом. Но никакими точными фактами эта догадка не подтверждалась. Впрочем, как и каждая небылица, придуманная обожателями этого человека, замученными своим же интересом.