Одержимые

Но мужчина никогда себя не оправдывал. Перед кем? Перед собой? От себя самого правды не утаишь, никогда, никак. Даже той правды, которую ни за что не хотел бы видеть и принимать – отвратительной, гадкой, рвотной правды о себе самом… Уж кому бы этого ни знать наверняка, как нашему герою. Так что дело было не в оправдании, а в простой привычке, приобретенной по незнанию и животному страху перед самим собой, в ту пору, когда все только открылось, когда все только набирало обороты. Но все это было вначале. И страх, и отвращение, и неприятие… Все прошло. Делось куда-то. Сначала появилось принужденное смирение. Через время – понимание… Странное такое, темное понимание, что это делать нужно, и что если не сделать, будет плохо. А инстинкт самосохранения требовал комфорта, все-таки… Еще спустя некоторое время появилось даже удовольствие. И это было так странно! Еще несколько лет назад мужчину рвало, едва он осознал свою потребность и совершил неудачную попытку ее удовлетворить, но прошло время, и вот он сидит в парке на лавочке, изо всех сил успокаивая попутчика, уговаривая его потерпеть еще хотя бы полчасика…

Надо было придумать, как выманить ее оттуда так, чтобы не выглядело подозрительно. Отсутствие взрослых только играло на руку. Еще ни разу, кстати, не было все так удачно – чтобы никого из родителей вообще не было поблизости. Похоже, школьники просто шли домой мимо сквера и решили забежать ненадолго. И в это же время здесь оказался он, со своим отклонением и не кормленым зверем внутри, ломающим ребра.

Было много способов втереться в доверие ребенка. Мужчина за три с половиной года овладел ими практически в совершенстве. Быть опрятным. Улыбаться. Быть уверенным в себе. Показать, что можешь защищать. Обязательно рассказать о придуманных собственных детях, которым являешься защитником-отцом. Детки, они ведь тоже многое понимают. И если ты напомнишь ребенку, а в случае нашего героя, этим ребенком всегда оказывались девочки, если ты напомнишь девочке ее отца, хоть чем-нибудь, хоть случайно оброненным словечком о рыбалке или ремонте, то дело практически в шляпе. Главное – вести себя уверенно. Представить, что ты – нормальный человек, который заговорил с малюткой не для того, чтобы сделать с ней что-то страшное, а для того, чтобы выяснить, где ее родители и помочь… Тогда и со стороны это не будет выглядеть подозрительно. Возможно, тебя даже посчитают благородным, отзывчивым, героем. Толпа такая глупая. Ее так легко обмануть. Вот отдельного ребенка, особенно девочку – сложнее. Это целое искусство. Впрочем, раз на раз не приходится.

Внезапно мужчина ощутил, что попутчик отступил – будто волна отхлынула, а нож убрали от горла. Пришло ледяное спокойствие и уверенность, куда же без нее, уверенность в том, что все получится и в этот раз, в лучшем виде получится. Настроение сегодня такое, что верится в свой успех. А он, разумеется, неизбежен, ведь в сквере нет взрослых, и мужчина готов, очень даже готов подняться на ноги, прошагать к площадке, позвать ее и завязать ни к чему не обязывающий разговор, который потом перетечет в… впрочем, там как получится. Загадывать заранее не стоит, а то удачу спугнешь. Было слишком много вариантов развития событий, не учитывать хотя бы один из коих было бы нерационально. Все зависело от девочки и ее воспитания. Точнее, не все, но многое…

Когда мужчина, наконец, собрал все свои силы и хотел решительно подняться на ноги, то обнаружил, что не может этого сделать. На улице уже проглядывала вечерняя, легкая-легкая дымчатая мгла, так что очертания лица девочки начинали теряться, яркий цвет куртки и волос потускнел, лишенный обильных солнечных лучей, силуэт все более смазывался. «Еще двадцать минут – и стемнеет окончательно, – понял вдруг с ужасом мужчина, – я не могу ее упустить, я не имею права ее упустить, она слишком хороша, чтобы я ее не попробовал…»

Мужчина еще раз попытался встать и снова не смог, словно кто-то, стоящий позади него, за лавочкой, положил ему на плечи тяжелые, нечеловеческие руки и удерживал на месте. Мужчина еще раз дернул плечом, весь озверившись от страха упустить добычу, вмиг преобразившись в монстра, прячущегося внутри него, выжидающего своего часа все то время, что ему приходится притворяться нормальным; вымазанного черными разводами похоти, испачканного грязью животного голода и мечущегося, как на цепи. Жирные вьющиеся пряди полностью выбились из зачеса, на губах играх оскал, от которого губы потрескались до крови, дыхание чуть ли не превратилось в рычание, но… плечо не поддавалось. И встать не получалось. Не то чтобы встать – вообще оторвать спину от скамьи не представлялось возможным. Мужчина понял, что его насильно удерживают, и испугался по-настоящему. Он захотел стряхнуть руки со своих плеч, но ничего там не обнаружил. Тогда он попробовал восстановить дыхание, перестать вести себя, как пес, рвущий цепь, которую ему не суждено порвать, и стал искать глазами девочку.