Одержимые

Со стороны девочка казалась умнее тех, с кем играла на этой площадке, ее движения были более взрослыми, серые глаза – более осмысленными, действия – не такими резкими и необдуманными, как у остальных детей, хаотично носящихся по периметру. Наверное, именно поэтому мужчина и заметил девочку среди разномастной, бешеной толпы кричащих, спорящих, смеющихся детей – аквамариновое пятно не носилось, как угорелое, а спокойно ходило по грязному песочку от одной качели к другой, то и дело поправляло шарфик, так по-младенчески поднимая руки к лицу, в общем, выпадало из картины.

Мужчина наклонился, чтобы прокашляться – от участившегося дыхания всегда было так, – и жирная прядь черных волос выпала из-за уха, растрепалась, задела нос. Мужчина скорым, привычным движением заправил ее обратно и вытер рот тыльной стороной ладони. Сейчас он был уже не тем приятным человеком, каким был еще десять минут назад, сидя здесь с книгой, словно невинный законопослушный гражданин. Преобразился в один миг, едва увидел эти волосы и эту куртку, эти ручки, смешно поправляющие шарф… Преобразился не в лучшую сторону.

«Всегда появляется такая, что лучше предыдущей», – практически теряя себя, словно в нем остался один зверь, и ничего от человека, подумал мужчина и прочистил горло. В теле словно напалм разлили и подожгли. Было даже больно. Но отголоски приятных ощущений все же вспыхивали раз в минуту, сигнализируя о том, что пора действовать, и скоро эти отголоски превратятся в настоящее, истинное удовольствие, которым пресытится, пусть и на время, темный попутчик нашего героя.

Прошло всего пять лет с того момента, как мужчина понял, что этого попутчика нужно кормить настоящей плотью, а не просто мечтами. Прошло три с половиной года с того момента, как мужчина смирился со своей, он не спорил, что отвратительной для простого человека сущностью. Никто и никогда не стремился понять таких, как он. Кроме, разве что, психологов… Но они ведь все равно не смогут помочь. Никто и никогда не сможет помочь с истреблением темного попутчика – это мужчина знал наверняка. Это – врожденная, не приобретенная, просто поздно очнувшаяся в нем патология.

Он – психопат, и прекрасно это понимает. Но что он в силах сделать? Разве что убить себя. Убить себя – только так можно убить своего попутчика. Или просто подкармливать его время от времени и прожить прекрасную, полную радости жизнь. Радости, понятие которой разнится с понятием о радости обычных людей. У психопатов свои радости, – так любил повторять наш герой, и эта фраза была его излюбленной.

Попутчик обычно просыпался не чаще, чем раз в полгода, что позволяло мужчине все остальное время вести простую человеческую жизнь, притворяться нормальным и иногда даже самому в это верить. Но когда попутчик просыпался, то делал это с яростью, бешенством и невыносимой настойчивостью в требовании утоления голода. Сопротивление было бесполезным. Обычно это происходило неожиданно, только порой накануне, за день-два до этого, у нашего героя начинали ныть коленные чашечки. Когда попутчик внезапно объявлял о своем пробуждении, рассыпая от горла до низа живота горячие черные осколки застывшей смолы, все решалось в тот же день, в тот же вечер, потому что уснуть с этим чувством было не то что бы невозможно, не стоило даже пытаться возвращаться в сторону дома – ноги сами вели мужчину туда, где он мог найти жертву. Обычно попутчик был неприхотлив и непритязательно относился к любому подкинутому ему мясу – лишь бы голод утолить. Но вот последний год…

Последний год был чем-то переломным. Мужчина стал понимать, что его попутчик – это не кто-то, параллельный ему. Не кто-то, кому он прислуживает. Не кто-то, кому он вынужден, вопреки своей воле, подкидывать кусок мяса раз в полгода… О, нет. Вовсе нет. Попутчик – всего лишь персонификация его жизненной потребности. Попутчик – всего лишь вынужденное оправдание, спихивание вины на кого-то еще, но только не взятие ответственности на себя. Попутчик – это он сам. Но за эти годы он так привык относиться к своему желанию, к своей нужде, как к чему-то олицетворенному, что отвыкать уже не хотелось. Было легче думать, что внутри твоей головы живет некто, кто заставляет тебя совершать плохие, очень плохие, недостойные человека поступки, чем принять то, что этого хочешь именно ТЫ, а не кто-то внутри тебя, кого ты никогда не видел и не увидишь. Переложить вину на другого, пусть даже несуществующего в материальном мире субъекта, всегда легче, чем понять, что дело только в тебе, потому что ты – не человек даже, а человекоподобное нечто с сильными психическими отклонениями.